Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Анкета в Прагу

Зарегистрирован 20 октября 2011 года.

1. Имя
Драгомир Павлавсков, прозвище- Хосе.
2. Возраст
37 лет
3. Внешность
Черные волосы и карие глаза Драгомир унаследовал от деда по материнской линии- чистокровного болгарина. Пока он поддерживал связь с родителями, они часто говорили ему, что парень - вылитый Либуш, чернявый и высокий. Обладая ничем не примечательной внешностью, Драгомир умел произвести впечатление. Как отъявленный урбосексуал, мужчина культивировал небрежную ухоженность: искусное отсутствие стрижки и трехдневная щетина, взлелеянная, как сады Версаля - визитная карточка режиссера. Отличаясь крепким здоровьем и стремлением обзавестись идеальным телом, Павлавсков немало времени тратит на физические упражнения. Одежда гармонирует с его внешностью, если это классический костюм, то сорочка всегда расстегнута на две пуговицы и – никаких галстуков. На отдыхе предпочитает носить джинсы и футболки. Голос низкий, профессия приучила его разговаривать громко и четко, поэтому окружающим часто кажется, что он орет. Придирчиво окинув взглядом его образ, складывающийся годами, можно сказать, что перед вами привлекательный и респектабельный мужчина.
4. Характер
Драгомир никогда не старался нравиться людям. "Полюбите меня черненьким, а беленьким меня всякий полюбит",- говаривал он порой, цитируя Гоголя. Самоуверенный, самолюбивый и расчетливый он несет свои недостатки, как знамя. Часто им движет собственная выгода и минутные прихоти. К людям требователен и строг. Одинок последние десять лет, но любвеобилен. Перебивается кратковременными связями. Его легко заинтересовать, но трудно удержать, причем страдания брошенных любовников мужчину абсолютно не волнуют.
Несмотря на асоциальный характер, люди к нему тянутся, привлеченные рассудительностью, спокойствием, справедливостью и, конечно, деньгами. Необходимость держать ухо востро сделала Павлавскова подозрительным, с посторонними сходится трудно, подолгу присматривается, но завоевавший доверие человек может на него положиться.
В качестве сексуальных партнеров выбирает красивых парней с четкой половой принадлежностью, не склонных к истерии. Во время сессий всегда держит себя в руках, но иногда наступает момент, когда нужно выпустить пар, тогда на социальном дне находится случайная жертва, которая исчезает навсегда.
5. Ориентация
Гомосексуалист, актив, садист, Доминант.
6. Биография
Драгомир родился в Праге, в 1974 году. В его крови не течет ни капли благородной крови, чем мужчина очень гордится. Отец работал таксистом и редко бывал дома, не гнушался напиться и поколачивал свою жену, демонстрируя сыну представление о том, каким должен быть настоящий мужик. Мать, женщина добрая и образованная, но задавленная домашним тираном, учила детей из малообеспеченных семей играть на скрипке, пытаясь взлелеять и в единственном отпрыске любовь к искусству. Несмотря на неблагополучную семью, мальчик учился неплохо, а может быть, убогая жизнь нашептывала ему, давящемуся слезами после очередного разговора с кожаным ремнем папаши, что он непременно выберется отсюда. Закончив школу и поступив в Академию исполнительских искусств в Праге на факультет «Школы кино и телевидения», Драгомир постиг премудрости профессии под многообещающим названием - режиссер. Он мечтал о славе, мечтал быть Феллини, мечтал, что по его фильмам будут учить студентов, но Голливуд его не ждал, да и родина не спешила давать дорогу молодому режиссеру. Пообивав пороги киностудий, Павлавсков отчаялся и пошел по стопам отца, и только дешевая камера на заднем сиденье такси напоминала о прошлом. Во время ночной смены молодой человек подвез очаровательного юношу, к счастью, денег у него не оказалось, зато было желание честно рассчитаться за поездку.
- Я могу сделать тебе минет,- он немного подумал и, стыдливо отведя глаза, добавил,- можешь снять на камеру. И Павлавсков снял, с тех пор этот фильм хранится в сейфе, как амулет на счастье. Начав съемку двадцатиминутных порнороликов в грязной однокомнатой квартирке, к 30 годам Драгомир имел многомиллионное состояние и крупнейшую в Чехии порнокиностудию. Стремясь огрести все деньги мира, порноделец удовлетворял все аспекты сексуальных фантазий потребителей, но сам отдавал предпочтение гей-порно, ставшее таким популярным в 90-е годы прошлого века. Воспользовавшись возникшим пробелом на рынке видео, он ковал короткометражки по штуке в месяц и первым превратил bareback-порно в отдельный жанр. В погоне за благосостоянием, Павлавсков сам не заметил, как из жизнерадостного парня превратился в раздраженного и уставшего от жизни мужика. Драгомиру хотелось эмоций, он жаждал и искал чувств. А они искали его...
Это был очередной благотворительный обман, Драгомир уныло разглыдывал дам, увешанных бриллиантами, и откровенно скучал.
- Не желаете, сэр?- невысокий симпатичный официантик сунул ему в лицо поднос с маленькими съедобными штуками, названия которых мужчина не помнил. Павлавсков вежливо взял одну, тут же интересуясь:
- Ты откуда?
Было неуловимо слышно, что парень иностранец. Темноволосый, кареглазый - картинка, а не парень.
- Из Венгрии, три года уже здесь живу. Подрабатываю вот, деньги нужны.
Смущенный, но говорящий взгляд на порнодельца, неуловимый, всего секунда, но этого достаточно.
- Ну-ну, работай,- многообещающе улыбнувшись, отправил его Драгомир. Спустя четыре часа, когда мальчик, получив расчет, бодро вышагивал по тротуару в полном одиночестве, режиссер, резко затормозив напротив него, распахнул приглашающе дверь автомобиля.
- Подвезти?
И подвез его к себе в поместье. Беспечный венгр, как оказалось, был готов на многое, даже потерпеть (так выразился он сам). Видимо, прорывались в общество отдельные слухи о пане Павлавскове. Бени был послушен: разрешил себя связать, изображал удовольствие во время разогрева, но стал возражать, когда мужчина взял кистень. Его вопли сразу стали натуральнее, он заливался слезами и умолял отпустить, заходясь истошным криком, когда било дробило ребра . То ли мозг Драгомира затуманился алкоголем, то ли социальный статус развязал ему руки, то ли слезы и мольбы свели его с ума, но мужчина решил побаловать себя. Он порол его до тех пор, пока девайс не выпал из рук. Тело ломило от приятной физической усталости, а в голове сладко шумело. Спина венгра влажно блестела сочными кровавыми ранами, кокетливо выставляя напоказ парное мясо... кажется, юноша уже не дышал. Бросив кистень, режиссер беззаботно пошел наверх, за ним есть кому прибрать. Поднявшись к себе в спальню, Павлавсков мгновенно вырубился и впервые за многие месяцы спал как младенец. Спустя пару недель, когда он уже забыл о случившемся, Вацлав Черный назначил ему встречу. Без экивоков, кинув дело с фотографией несчастного Бени на стол перед Драгомиром, Черный бросил сдержано:
-Узнаете?
Понимая, что его вызвали не ради свершения правосудия, Павлавсков деловито поинтересовался:
- Сколько?
Поняв друг друга без лишних слов, порнобарон и граф быстро договорились. Уже став членом клуба, Драгомир узнал, что всего на шаг опередил охотников, ловко выхватив Бени из-под их носа. Именно этот поступок, непреднамеренный и дерзкий, привлек интерес магистра к его персоне. Впрочем, Павлавсков счел свершившееся благом, ознаменовавшим начало новой жизни. Он, не без удовольствия надев на средний палец печатку с головой быка, ждал новый сезон охоты, как второе пришествие Христа.
7. Статус
Владелец порнокиностудии, режиссер
8. Пробный пост
Красным бельмом мишень маячила на расстоянии вытянутой руки. Мужчина направил дуло винтовки в центр и, не целясь, выстрелил. Траектории полета пули позавидовали бы сами Вачовски; медленно, но верно она пробила центр с инженерной точностью, оставив аккуратное отверстие, из которого тут же потекла тонкая струйка темной крови. Стрелок сделал первый шаг, чтобы посмотреть, почему бумага истекает кровью, подобно католической мадонне. Он знал, что там человек. Ребенок. Знал, но каждый раз упорно продолжал переставлять ноги, налитые свинцом, в одном - единственном желании- убедиться, что жертва не он сам.

Павлавсков открыл глаза, не просыпаясь, а включаясь, повинуясь внутреннему таймеру. По утрам он не вскакивал бодрый, напевая, не мчался в душ, так же он не бубнил сварливо, проклиная идиота, придумавшего утро, и не плелся пить кофе, сваренное прислугой. Он просто открывал глаза, и начинался новый день. Режиссер снимал фильм, сам. Делал он это нечасто, лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие на фестивалях и засветиться на AVN Awards. Картина носила рабочее спекулятивное название «Сад де Сада», и к творчеству маркиза лента не имела никакого отношения. На киностудии подготовка к съемочному дню шла полным ходом: гремели осветители, оператор настраивал оборудование, сонно курил помощник, зажав под мышкой покадровую хлопушку. Драгомир сел в высокое кресло, наблюдая за финальной репетицией актеров. Классическая пара - крупный брюнет и стройный блондин скверно изображали аутоэротическое удушье. С Темой Драгомир работать не любил, считая, что убедительно сыграть насилие могут только садисты и мазохисты. Взять их было неоткуда, поэтому режиссер лишь изредка разбавлял банальный трах подобными сценами.
- Какая у тебя цель, шею ему сломать?- рявкнул брюнету Павлавсков, подходя к антуражной кровати. – Не в боевике снимаешься!
Уже были сняты средние планы анального секса, крупные тоже сняты (с этим- то проблем никогда не возникало), а вот лицами актеры играли плохо, особенно сейчас, абсолютно не понимая, что должны чувствовать.
- Ложись, Трой, я тебе покажу,- велел Павлавсков активу. Ян Новачек, снимающийся под псевдонимом Трой, охотно растянулся на белоснежных простынях, не скрывая довольную улыбку.
- Я уже играл асфиксию в «Ангеле порока»,- игриво возмутился парень, - и никто не жаловался.
- Лучше заткнись,- прервал режиссер, усаживаясь на его бедра,- когда я скажу, что хорошо, тогда и будешь выступать.
Мужчина взял ладонь актера в свою руку и провел пальцами по коже, очерчивая линию жизни.
- Прикосновениями мы познаем мир, а пальцы – самые чуткие исследователи. Почувствуй под кожей ребристую структуру его горла, ощути биение пульса большим пальцем. А ты, Ренди, - он посмотрел на второго актера,- представь, что кроме горячих рук ничего не существует.
Он не стал объяснять физиологические процессы при удушьи, да и для кадра это не понадобится.
- И ты некрасиво держишь руки,- Драгомир обхватил его горло ладонями, показывая, как надо,- большие пальцы внахлест один через другой, затем медленно сжимаешь, нежно и ласково, ты хочешь доставить удовольствие и ему тоже…
Режиссер тут же ощутил то, что должен был прочувствовать Трой: и структуру горла, и пульс, и власть. Щемящей волной его захватили обычно контролируемые желаниия: увидеть страх в глазах, насытиться им…убить этими руками… Вдох. Выдох. Пора расслабиться… И еще этот сон, пора…
Трой по- прежнему улыбался, чуть покраснев от небольшого застоя крови, в глазах легкие отблески тревоги, но уверен: не задушит же его этот уважаемый пан в разгаре рабочего дня. Через час он сыграл эту сцену, скопировав мимику добровольного учителя, под аплодисменты зрителей и одобрительное "снято".
9. Как часто будете появляться
Ежедневно.
10. Связь
У администрации.

@темы: ролевые

---

Цитадель зла

Апартаменты Габриэля. Решил сохранить, вдруг пригодится еще)

@темы: ролевые

---

Перемены...

Одно радует, что уходим теплой компанией, что не придется вливаться в коллектив и доказывать всем, что хуже меня нет. Очень жаль, что не доиграли с Эррилом, он так и останется моей нереализованной эротической фантазие. Вот бы кого я вздул с удовольствием))

Хорн

Берт

Ради этих персов (и игроков, конечно) и стоило сюда приходить. Было много планов, придуманных Данавой, жаль-жаль-жаль.

@темы: my life, ролевые

---

Цитадель зла

Я не хочу уходить с Цитадели. Я не люблю слово- "душа", но у этой ролки она есть. Впервые видел я такой флуд и впервые сразу почувствовал себя в своей тарелке. Жаль, что так складываются обстоятельства. Что есть жизнь- череда событий и знакомств, в ЦЗ я встретил игрока, с которым сразу подружился.

@темы: my life, ролевые

---

"бойцовский..."(с) Цитадель зла.

Отыгрыш в Тревором Эррилом, увы, не законечен навек.

Эррил
Сантарийские ночи не зря славились своими развлечениями, разнообразные, изысканные для достойных и ценителей, низменные для гурманов и жаждущих, нежные для сладострастных, опасные…опасных для всех. Небольшой по сути своей остров, полный бессмертных тварей, которым не так много вещей в мире могло угрожать вечным покоем, тварей хищных по своей природе, запертых в одной клетке просто не мог оказаться раем. Развлечения находили и тех, кто их искал и эта долгожданная встреча часто оправдывала ожидания, правда не всегда ищущего, они находили и тех, кто просто шел мимо. Потому не зачем ходить по ночным улицам не спящего города, вышедшего на общую охоту за кровью. Кровью здесь не только питались, ей жили и дышали. Это легко было почувствовать если ненадолго остановиться, прислушаться к кажущейся тишине и глубоко вдохнуть. И еще раз, пока не поймешь, что ты не один в темноте. И никогда не был один и если где-то это назвали бы паранойей, то сейчас это наверняка было здоровое чувство самосохранения, к которому стоило прислушаться.
Но…развлечения, снова к ним. Естественно среди их бесчисленного многообразия были и такие, где, как говорят, можно «почесать кулаки». Просто драка, если этим заняты двое, разборка, если банда на банду, но если есть зрители и есть ставки, то это уже спорт. И совсем не важно, что ни один спортивный комитет не признавал это. Не важно, что импровизированный ринг был там, где расступилась толпа, образуя неровный полукруг и пара смотрящих разгоняла зазевавшихся зрителей, давая достаточно пространства двоим.
Полуподвал был душный и сырой, воздух тяжело проникал в легкие и гнездился какой-то затхлой сыростью внутри. Если оказаться тут в одиночестве, без кучи галдящих и выкрикивающих глоток, без слишком шумного дыхания ноздрей, которых в два раза больше…как правило, то можно услышать ток канализационной воды, то, как она под напором заполняет вену города и как капает с отсыревшего потолка.
Но прежде чем попасть в основной «зал» с довольно высоким сводчатым потолком и массивными колоннами из кирпича нужно пройти лабиринт коридоров, порой настолько низких и узких, что двоим не разойтись, нырнуть в пару темных провалов в стене и не споткнуться о кучи мусора, непонятно каким образом оказавшиеся под землей. Кто и зачем натащил его сюда когда-то не ответят даже завсегдатаи. Да они и вообще не разговорчивы, общаются мало и в основном с теми, кто принимает ставки, которые здесь на удивление высоки для такого неблагопристойного места. Каждый здесь в маске, в основном они черные, закрывающие всю голову, кроме глаз. Бойцов определить легко, на них из одежды, помимо «рыцарского шлема» остаются обычно только штаны. Оружия нет, на плечи ставятся печати устойчивой краской. Наивные детские рисунки с солнышками, звездочками и цветочками, такие за копейки продают в канцелярских магазинах. Такие рисуночки можно найти на бумажках, разбросанных по городу или криво налепленных на столбах и остановках – своеобразные приглашения для тех, кто «в теме».
Иногда сюда приводят новичков, тех, кто ищет развлечение. Случайно сюда забрести сложно...но бывали нелепые случайности. Иногда отсюда не уводят, но это все слухи. Никто никогда не скажет точно. Здесь, на удивление, есть свой врач, хотя диплом у него никто не спрашивал, потому что новеньких часто бьют. Здесь раздают пиво и «девочек» по желанию. По желанию «девочки» тут имеются обоих полов, они единственные, кто тут без масок и можно хватать любую. Еще один повод не снимать маску.
Но в общем то все примитивно просто. Просто дерутся.

Габриэль Альварес
Оборотень мчался по прибрежному шоссе, что серпантином повторяло кромку океана. Ему бы хотелось так думать, что он мчится, на деле же во взятой на прокат машине- безусловно, красивой,- что- то подозрительно постукивало. Не уважая ни быстрой езды, ни стоять у обочины, Габриэль решил: тише едешь- дальше будешь. Далеко ему все равно было не надо. Захотелось подышать океанским воздухом, не отягощенным солнечными лучами, и, наконец, выбраться из стен Цитадели. Езда в открытом автомобиле трепала волосы, а залдно и нервы; воздух сам залетал в легкие, будоража кровь, а мелькающие пальмы создавали иллюзию скорости. Иллюзия длилась недолго. На очередном причудливом изгибе машина пропукала что-то из White Stripes и заглохла. Нет, Габриэль бы мог удовлетворить свое самолюбие и, как настоящий автомеханик, выйти из машины, с явным пониманием в глазах заглянуть под капот и, глубокомысленно похмыкав, закрыть, а потом вызвать такси. Но вервольф был к себе объективен, поэтому он просто достал из кармана визитку владельца проката, предусмотрительно взятую у продавца: теперь бедолага, с труднопроизносимой португальской фамилией, непременно словит пиздюлей. Достал, но не воспользовался. Вечерний пляж притягивал глаз, раскрашенный красными лучами почти севшего солнца, а остывающий песок так и манил запустить в него свои ноги. Рожденный в стране омываемой океаном, Габриэль любил пляжи, но этот был слишком многолюдный для пешей прогулки, зато укромные кафе имелись в избытке.
"Лагуна",- прочитал ближайшую вывеску Альварес; под заходящим солнцем и свежим ветром это открытое кафе казалось приветливым и уютным. Не успев изучить меню, волк обнаружил, что к нему бесцеремонно подсел официант.
- Желаете что-нибудь особенного?
- Мясо с кровью… горячим, а пить я буду кофе, принесите сахар и сливки.
Не услышав: "Сию минуту, сэр", Альварес, наконец, удостоил своим взглядом невежу. Перед ним сидело человеческое отродье без возраста с лицом пройдохи, пивным брюшком и сальными волосами. Добившись внимания, толстяк затараторил:
- Запрещенные препараты, мужчины, женщины…
Габриэль прервал его нетерпеливым жестом – гостю Цитадели отказа не было ни в чем перечисленном.
- Не интересуюсь,- кинул он сухо, оглядываясь в поисках официанта. Стройный блондин принял заказ, а человек продолжал сидеть напротив, испытывая терпение вервольфа.
И Габриэль проронил невзначай: - Может, спортивный тотализатор…
- Что интересует: собачьи бега, подпольные бои, скачки?
Его интересовали скачки, но вряд ли для него их устроят среди ночи, а бои могли происходить ежедневно. В конце XIX века Габриэль брал дорогостоящие уроки бокса и поначалу пользовался приобретенным умением, но с десятилетиями выяснять отношения кулаками приходилось все реже и реже, теперь же, наркобарону и в голову не пришло, защищать свою честь на ристалище, но смотреть он любил.
- Бои.
- Это будет стоить 1.200 долларов,- пройдоха уставился на колумбийца с оценивающей заинтересованностью, словно проверяя на кредитоспособность.
- Деньги - не проблема, -бросил волк,- проблема в транспорте.
Толстяк сразу оживился, соскакивая с места и всеми конечностями приглашая следовать за ним. Оборотень не стал ждать заказ, обычно на турнирах, где он присутствовал зрителем, всегда хорошо обслуживали. Незнакомец привел его к своей весьма приличной машине, которой явно не стоил. Затем они двадцать минут петляли по уже темным улицам, хотя сам Альварес считал, что за это время можно обойти весь остров по берегу.
К удивлению мужчины, его привели к невзрачному зданию, около железной двери стоял классический громила, защищая грудью окованный железом вход. Кивнув толстяку, он любезно и без вопросов открыл дверь. По хитросплетению коридоров оборотня вели столько же, сколько и ехали сюда по городу, он старался запомнить путь до мелочей глазами, носом, чтобы знать куда уходить. Сначала в нос волка ударила вонь сырого каземата, щедро сдобренная потом, парфюмом, кровью, перегаром и табачным выхлопом- в общем, воняло толпой, затем как приближающийся пчелиный рой, нарастал гвалт сотни глоток. Габриэль задержал дыхание, постепенно приучая свои рецепторы к газовой атаке. Заведя Альвареса в просторный зал, толстяк рванул к гориллоподобному оборотеню, который тут же стряс с колумбийца баксы и выдал маску.
- Ты издеваешься? – скривился в усмешке волк, повертев в руках чулок с прорезями для глаз и губ. Увидев откровенное неодобрение, толстяк шепнул, что это всеобщее правило – никто никого не узнает.
Разглядев разношерстную публику в таких же масках, Габриэль легко вычислил какого рода турниры здесь проходят - бои без правил. Игра на выбывание. Как в «Горце» - останется только один. Правил действительно нет, проигравших часто выносят на носилках. Вес, рост, подготовка- значения не имеют. Обычно участвует от восьми человек, зрители наслаждаются минимум семью спаррингами, каждый из которых длится около 10 минут.
Отсутствие правил совершенно не привлекало колумбийца, он любил и уважал правила. Но природная жадность (деньги заплачены!) и жажда легкой наживы заставили Альвареса остаться в этом гнезде пота и крови. Габриэль брезгливо вступил в гудящую толпу, нетерпеливо ожидавшую начала беспредела.

Эррил
После всех событий, что происходили в жизни оборотня до его обращения, да и после момента становления служба в Цитадели была на редкость спокойной и размеренной. Остров-государство с жесткой монархией и населением, не знающим другого порядка уже века большую часть времени было отлаженным, смазанным механизмом во главе с существом, которое если и нуждалось в защите, то явно не у себя дома и не от существ, его населяющих… Собственно поэтому, помимо службы хотелось найти каких либо развлечений, который могли бы пощекотать нервы. Большую часть своего свободного времени Тревор предпочитал проводить вне стен Цитадели, один, либо в компании других сбшников, что, впрочем, было для него редкостью, так как кугуар ценил и предпочитал одиночество шумным компаниям и даже те, кого он мог назвать близкими друзьями не были избалованы его обществом. Впрочем, они относились к этому спокойно и с пониманием - может потому друзьями и оставались. Оборотень не любил излишнего навязчивого внимания. Не любил он и общество рабов в большинстве своем созданий либо сломленных, либо неадекватных, либо недоученных мастерами, чью работу брать на себя не собирался, если не случалось настроения. А случалось оно еще реже, чем желание провести время в чьем то обществе. Максимум, что ему бывало нужно от рабов, вернее от рабынь это услуги на ночь. Только тела, не смотря на то, что лица и имена их запоминал, но редко дважды пользовался услугами одной девушки- привязанности были ему ни к чему, а красивых мордашек и ладных фигурок хватало.
Поэтому, когда выдавалась свободная ночь он выбирался в места, подобные этому сырому, неприветливому подвальчику с толпой здоровых, накачанных жаждой крови и драки душ. Сегодня было на редкость людно, нелюдей тридцать расступились, образуя ринг для нового боя. Людей, по понятным причинам, тут не было- как бы сильны они ни были среди своих даже с малолетним оборотнем или вампиром им было не справиться -глобальное и совершенное неравенство. Как и среди нечисти так же, и когда выходишь и встаешь напротив своего противника никто не подбирает его тебе по взрасту или комплекции, хотя последнее играло не такую большую роль. Лотерея и ставки, их принимали по рисунку, отпечатанному на плече участника. На его собственном сегодня красовалась шестиконечная звезда кислотного зеленого цвета, на голове, поверх тонкой черной шапки, закрывающей по шею с прорезью для глаз позвякивал тонкими звеньями кольчужный капюшон - его обычная броня. Была она больше опознавательным знаком, чем защитой. Многие, кто участвовал в боях часто делали на масках знаки отличия -оригинальный материал или рисунок, был тут и вампир в карнавальной носатой маске, и оборотень с нарисованным третьим глазом во лбу, еще один в бдсмной кованной маске с застегнутым замком на уровне рта. И многие-многие другие. Были и просто в черных масках. таких, что раздают новеньким.
Никакой системы в боях не было, как и никакой очередности. Двое выходили на середину и победитель уходил, а проигравшего уносили, чаще всего. Как и сейчас его недавнего противника, вампира с проломленной грудной клеткой и осколками ребер, весьма неприятно проткнувших внутренности. Бои были тут кровавыми, что не удивительно, для того, чтобы свалить оборотня или вампира требовало его действительно хорошо покалечить. Бои были быстрыми, никаких долгих красочных избиений с возможностью вспомнить слова мастера и подняться - кто первый попадал удачно, тот, обычно, и выходил, невнимательность и упущенный шанс тут не прощался. Сам Тревор отделался тройкой глубоких рваных ран на левом боку, куда вошли когти вампира и вырванным клыками куском мяса из правого плеча -на удивление кровосос оказался кусачим, что, обычно, чаще водилось за оборотнями. Не слишком серьезные раны и, возможно, он позже примет еще один вызов. Далеко не только ради денег, часть которых он получит со ставок, сделанных на "звездочку" не смотря на то, что сумма может оказаться довольно крупной. Нравился азарт и то, что здесь никого не остановить форма безопасника.
Кто-то кинул полотенце и оборотень вытер торс и руку от стекающей крови, нервно дернув шкурой, когда проходящий мимо хлопнул по плечу, видимо поздравляя с победой- сам еще не до конца остыл после только что щедро выплеснувшегося в кровь адреналина, тяжело вдыхая насыщенный крою и потом воздух.
а толпа ждала следующий бой, чтобы не дать спасть напряжению и азарту.

Габриэль Альварес
То ли Картахена была более цивилизованным городом, то ли Сантария абсолютно варварским островом, но по отсутствию даже намека на организацию, Габриэль понял, что это не бои без правил в его понимании, в которых все-таки были некие минимальные правила, это банальная драка на потеху толпы. Действо ему напомнило балаган, кои он наблюдал в детстве- слишком уж много маскардных костюмов. Первая пара управилась в два счета. Тонкий нюх оборотня не мог разобрать среди этой вонищи видовую принадлежность дерущихся, но долговязый парень в кольчуге своей хладнокровностью производил впечатление профессионала. Габриэль уныло переводил взгляд с толпы у противоположной стены на истекающего кровью Богатыря - так мысленно прозвал его колумбиец (кольчугой навеяло), чтобы выглядеть по- настоящему героем русских былин его росту не хватало веса, он так и не сделал ставку, не зная никого трудно определиться. Пока он щелкал еблом (иначе и не скажешь) кто- то шлепнул его по плечу чуть пониже рукава футболки и вытолкнул в круг. Габриэль резко обернулся, толпа сразу сомкнулась, волк слышал лишь презрительные смешки и нелепое улюлюканье.
- Какого… блядь,- но наркобарона никто не услышал. Грязный вонючий кусок человеческого дерьма, я тебя убью,- мрачно пообещал волк, вспомнив толстого пройдоху. Габриэль развернулся к так называемой сцене. Напротив него уже стоял боец, судя по выпендрежному костюму, тоже не новичок. Толпа гудела, скандируя его погоняло, что- то вроде Huracan- природное явление звучащее практически одинаково на всех языках. Презрение толпы откровенно спровоцировало оборотня принять вызов.
- Ураган, значит… Жилистый парень выделывал ногами невероятные кульбиты; охранники колумбийца в конце восьмидесятых годов прошлого века любили такие выкрутасы, подчерпнутые из голливудских фильмов. По своим познаниям о подобных мероприятиях Альварес знал, что реальную угрозу представляют дзюдоисты и боксеры, но сейчас он уже не был ни в чем уверен. Главное- не попасть под удар, ибо столкновение ноги и уха сразу ослабит способность держать этот самый удар.
Если бы дело происходило на ринге, то Альварес бы выступал в тяжелом весе, был он малоподвижен, что компенсировалось колоссальной силой. Ураган сразу повел наступательный бой, стремясь достать оборотня ногой. Сосредоточенный волк еле успевал уходить, приняв классическую стойку, держа сжатые кулаки в защите и отражая мелькающие копыта. Ослабленная отсутствием тренировок реакция, наконец, проявила себя во всей красе. Габриэль пропустил удар справа, пришедшийся всего лишь по плечу, но, тем не менее, запустивший волка в толпу зрителей. Следующий сокрушительный удар по печени (слишком высокую защиту поставил) снова откинул его, едва не заставив согнуться. В этом и был промах Урагана, он боялся перейти в ближний бой и добить, предпочитая любоваться тем, как летает волк. Видимо, у него был какой-то свой план, непонятный наркобарону . Если упаду, пиздец! Он снова слышал нелицеприятные усмешки зрителей и прозвище врага, серая масса болела за него, наверное, много поставила. С этим было пора кончать; в очередной атаке, колумбиец поймал левую ногу Урагана и дернул "танцора" на себя. От неожиданности, ославив бдительность, каратист «наскочил» на прямой правый, прописанный со всей страстью. Габриэль почувствовал, как его сложенная в крепкую кувалду пятерня снесла напрочь челюсть, зубы разодрали кожу на костяшках. Хрустнула нога, вылетая из суставов в трех возможных местах: в бедре, колене и голеностопе. Толпа затихла или это оборотень, охваченный жаждой крови, уже ничего не слышал. Выпустив ногу соперника, волк наблюдал, как безмолвно падает назвничь его тело, вся нижняя часть лица пропала в кровавом месиве, челюсть болталась на коже, скалясь остатками зубов в наводящей ужас улыбке, а на грудь сочилась душная от сладости вампирская кровь. Колумбиец, поморщившись, развернулся, обводя ненавидящим взглядом толпу, пытаясь угадать, какой пидарас его вытолкнул, и по чистоплюйски держа окровавленную руку в стороне. Всем своим видом оскорбленного праведника вопрошая:- Кто следующий, суки?
Он шагнул обратно за плотные ряды зевак, которые расступались, как по волшебству, чтобы убрать кровь, свою и чужую, и выпить холодной воды. Он снова чувствовал себя волком.

Эррил

Ждать долго не пришлось, но на этот раз оборотня, да и толпу ждало любимое развлечение -новеньких сюда приводили не так уж часто и свежая кровь всегда бодрила и заставляла внимательнее наблюдать за возней в неровном кругу импровизированной арены. Внимательнее, потому что это было интересно, порой неожиданно. Да и оборотень или вампир вполне мог оказаться следующим твоим противником и было бы неплохо что-то узнать, прежде чем наугад махать кулаками. Кугуар, собравшийся было найти букмекера и забрать свой выигрыш, временно отложил это важное дело и развернулся, смотря, как напряглась спина зверя, что вытолкнули против Урагана. Стоит отдать ему должное -сразу сообразил, что происходит, а когда сообразил, не попытался сбежать или откупиться. Хотя странно было бы при его комплекции -но тут каждый был немаленьким за редким исключением..в общем в толпе широкоплечих и мускулистых не то что не терялся, но даже выделялся. Подметил оборотень и хорошую одежду, не зря столько времени проторчал в цитадели, там хочешь не хочешь научишься отличать прикиды.
А тем временем соперник, тоже не самой последней категории, слегка покрасовался перед новеньким и толпой, очевидно расслабившись и не воспринимая всерьез. Те, кто попал сюда первый раз, редко оказывали по настоящему достойное сопротивление, все еще воспринимая происходящее шуткой или частью запланированного развлечения, - если попадали сюда в сопровождении одного из гидов, которым приплачивали организаторы. Но бывали и случаи, когда нарывались на отморозков, и те убивали противников -хотя то случалось действительно редко и их в этом никто потом не винил. Несчастные случае бывают случаются.
Оборотень принял сначала оборонительную боксерскую стойку и те, кто с горяча поставил на Урагана и хоть что то понимали в профессиональном спорте должны были сейчас слегка напрячься за свои денежки. Тревор же отыскал наконец взглядом Дона, парня, у которого была его ставка, подозвал к себе и переставил свой выигрыш на "боксера" пока не был нанесен первый удар. Как раз вовремя, когда Ураган пошел в атаку, быстрый, приемы его хотя и были для завсегдатаев довольно привычны, но смотрелись эффектно. Да кугуар и на деле знал, что удары эти не только смотрятся, но и чувствуются хорошо -несколько пропущенных и можно ставить крест...Один...второй... Темные брови под маской нехорошо нахмурились, он ждал от новенького большего, судя потому, что о драках ему явно известно не по наслышке..и все закончилось очень быстро. И ярко. Ярко прежде всего от крови, что каскадом вылетела из Урагана вместе с его же зубами, словно кувалдой приложили -хорошо не в висок, а то притихшую толпу окатило бы фонтаном из мозгов. В повисшей в миг тишине очень хорошо слышались сочные звуки переломов в несколько глухих щелчков, кажется, что это далось оборотню очень легко, но силы в этом звере явно было немерено. В напряженных мышцах рук, которые, если бы хотели, продолжили бы складывать танцора, словно хрупкую куклу из палочек-веточек. Новичок остановился, бросив поломанного противника на утоптанную землю, принося ей очередную щедрую кровавую дань и развернулся. Жаль, что его лицо сейчас скрывала маска и было видно только звериные глаза. Нет, не потому, что они поменяли форму, окрас или зрачок, потому что суть зверя заполняла его сейчас до отказа. То, ради чего и устраивались эти животные, беззаконные, жестокие потасовки. За ним было приятно и интересно сейчас наблюдать, не смотря на явную злость и вызов, или, скорее, благодаря им. Почувствовал, как у самого слегка приподнимается верхняя губа, но маска спрятала зарождающийся оскал. Он хотел принять его вызов. Но на прямо сейчас, сейчас за спиной боксера собирали и уносили тело поверженного врага, а кугуар, глянув на свое измазанное в крови полотенце выкинул испорченную тряпку, взял новое из рук робеющего помощника, теряющегося в толпе, и протянуть его победителю.

@темы: ролевые

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

- Свободный местный житель – это же чистейшей воды оксюморон,- проговорил Альварес, снисходительно потрепав Берта по щеке,- ты не находишь? «эМ» и «Жо»- вывеска на дверях общественного туалета, а вместе дают обозначение тебя.
Габриэль кривил губы в презрительной улыбке, он был разочарован: вместо опытного раба к нему вломился неумеха. Личный кодекс чести вынуждал спросить у Берта: согласен ли он. У раба спрашивать не нужно, оборотень был уверен, что невольники Цитадели настолько срослись с болью и унижениями, что искренне полюбили свое бедственное положение. Этот же парень – совсем другое дело. Альварес мог бы на правах гостя воспользоваться его условной свободой… В его голове пронеслись десятки вариантов и лучшим из них для вампира, а главное, наиболее безопасным- было остаться с волком и покориться. Или не покориться.
- Бред, пожалуй, разумным было бы отпустить тебя и дождаться невольника, который был бы , разумеется, в тысячу раз лучше тебя, … но я к тебе уже привык. Веришь? – спросил Габриэль, его тон, развязная физиономия говорили, что верить вовсе не обязательно.
- Советую тебе слушаться, иначе живым не уйдешь,- оборотень не уточнил, кто будет причиной окончательного умерщвления вампира.
Колумбиец сложил ладошки Берта лодочкой и обвязал запястья классической тройной восьмеркой. Оплел узелок между руками и аккуратно завел их за плечи. Такая же тройная восьмерка скрепила плечи, минуя шею, лишая возможности двигать кистями и руками.
- Знаешь, почему эта обвязка называется «кобра»? Потому что твои руки напоминают капюшон кобры.
Габриэль пошатал «капюшон», проверяя крепко ли держится. Держалось хорошо, волк зафиксировал конец полуштыком рядом с начальным узлом.
- Пусть будет с грудью, так красивее,- пробормотал Альварес, скорее, говоря сам с собой, чем с вампиром. Грудная обвязка была не нужна, но он накинул пару кругов просто, чтобы попонтоваться.
Он вздернул его на ноги и повел к стене, где крюк терпеливо дожидался свою наживку. Нехитрым, но крепким узлом Берт был намертво привязан к стене, он не мог вырваться, в простивном случае вывих плечевого сустава ему обеспечен.
В намерения гостя не входило играть в бондажиста, требовался еще один инструмент, самый действенный. Габриэль отошел, откровенно теряясь в выборе предмета, поглядывая на парня. Обвзязка, пусть и самая простенькая, красиво сочеталась с кожаными штанами. Внимание Габриэля привлекли оттопыренные карманы.

---

bondage.bdsm-howto.ru/veryovochnyiy-bondazh-dly...

---

Отыгрыш с Бертом. Жестокий флуд. ЦЗ

Вот такой игровой флуд в ЦЗ))

Габриэль Альварес

По дороге он еще сильнее накрутил себя, вспоминая, как вступил в спор с Эррилом, стараясь выторговать меньшее наказание, как ночью приходил посмотреть на него спящего. И все пустое: чувства, существа- нет ничего настоящего. Только рабы здесь были из плоти и крови, предлагали то, что имели и умели ценить заботу. Втащив вампира в игровую, втолкнул и закрыл дверь. Внешне Габриэль выглядел спокойным, будто пришел сюда с рабом – мазохистом для обоюдного удовольствия.
- Вы уже здесь были? Полагаю, такой ретивый и полный чувства собственного достоинства молодой человек, должен здесь бывать не раз. Мистер де Фрис, будьте любезны раздеться и встать вот у того кольца,- он указал на кольцо в потолке. Габриэль ловко привесил распорку к цепи.
- А теперь сделайте милость, дайте мне ваши руки… поближе- поближе, чтобы наручи обхватили запястья
На его лицо вернулась знакомая улыбка, он терпеливо ждал, когда де Фрис выполнит приказ.

Берт

Да уж, эту комнату он хорошо помнил, а потому, будучи практически втянутым сюда, опасливо осмотрелся. Свежи были еще воспоминания о Кдаре, об Эрриле, от воспоминаний о котором до сих пор бросало в дрожь.
- Был... раз, - нехотя выдавил он, прекратив рассматривать "красоты" помещения, обернувшись к Альваресу. Все еще жутко злился, но сейчас, к злости примешивался еще и страх, что липкими пальцами медленно и неуверенно, словно делая первые шаги, забирался в душу.
Раздеться? Да не пошли бы вы?!
Он мрачно, зверем зыркнул на гостя, страстно желая ответить ему парой ласковых слов, только, увы, не смотря ни на что понимал - такое ему уже не простят. И выбор тут невелик, либо гость накажет сам, либо охрана. В своем теперешнем состоянии он предпочел бы даже охрану, но кто даст гарантии, что будет не Эррил?
Плотно сжав зубы, он тихо рыкнул и, опустив голову, медленно стянул с себя одежду. Неспешно, словно надеясь, что гость передумает. Хотя, с чего бы вдруг?
Раздевшись, он взглянул на кольцо в потолке и подошел к нему, вглядываясь опасливо. Подобное "развлечение" было для него ново. В чем-то даже чуть любопытно, но в основном пугающе. Молча, сжав зубы, Берт не сразу, но протянул ему руки, глядя в глаза мужчины внимательно и колюче. Так хотелось стереть с его губ эту улыбку, заставить быть каким угодно, только не улыбающимся.
- Мсье являет собой настоящий образец идеального гостя, - процедил он сквозь зубы и отвел взгляд, опуская голову.

Габриэль Альварес

- А я вообще идеальный, только ты этого не видишь,- продолжил оборотень светским тоном, прикрепляя руки вампира широко и высоко над головой, намеренно задевая его грудью.
- Не трет, не жмет?- поинтересовался заботливо, снимая свою рубашку и бросая её тут же на пол. Выбор был велик, просто глаза разбегались, такие девайсы, какими Габриэль не пользовался никогда. Первым порывом было выбрать что-то потяжелее, но взял симпатичную «девятихвостку» с узелками на каждом конце. Габриэль перехватывал его взгляды и улыбался, ласково и нежно. Успокаивал или наоборот хотел испугать? Оборотень подошел к Берту, пощекотал рукоятью его спину, провел между круглых половинок, скользнул по животу и пережал его поперек девятихвосткой. Сильно. Тесно прижался, чувствуя своей горячей кожей его страх и ненависть. Чего уж теперь…так и должно быть, антагонисты. Одарил быстрой лаской его соски, и убирая руку, скользнул по члену.
- За что я тебя наказываю, Берт?- прошептал, обжигая дыханием затылок. Как же Габриэль любил эту игру, его даже уже почти не волновало, что вампиру это не нравится. Зато ему самому – очень. Он уже чувствовал легкое возбуждение: от близости этого парня, от девайса в руке и оттого, что он знал, что будет дальше, а Берт нет. Добро пожаловать в мой мир, малыш.

Берт

- Идеальный? Возможно и казалось так сначала. Только вот ошибся, увы, - проговорил мрачно, следя внимательно за каждым действием мужчины, за своими руками, что были прикреплены к распорке, фиксируясь. Он чуть дернулся, потянул вниз, чувствуя, как крепко обхвачены его запястья – не трет, не больно, но надежно. Положение, из которого никак не выбраться, и ощущение полной своей открытости и незащищенности – чувства новые, странные, волнующие и пугающие. Берт отрицательно помотал головой на вопрос мужчины. Мог бы и не отвечать, наверное. Какая ему, в самом деле, разница, удобно мне или нет? Или есть?
Он молча, но все так же внимательно следил за мужчиной, что рассматривал различные девайсы, выбирал плеть, и Берт понадеялся, что тот не станет брать одну из тех, что с серебряными вплетениями.. или крючками, которой не так давно досталось Кдару. Кажется, пронесло, если можно так сказать – девятихвостка, на его совсем непрофессиональный взгляд, пусть и с узелками на концах, не представлялась уж слишком грозным оружием.
Еще недавно улыбки Габриэля нравились ему, были приятны и заставляли улыбаться в ответ, но сейчас встречал их мрачными взглядами. Совсем не радостно, а даже жутко. От таких улыбок становится страшно. Знал ведь, что тихая ярость, куда страшней бурных эмоций, а именно ее вампир улавливал во всех взглядах и движениях мужчины. Злость вытесняет страх, но и страх способен вытеснить злость, хотя бы подвинуть ее чуть в сторону.
Прикосновение рукояти плети к спине заставили напрячься, невольно чуть прогнуться вперед, желая отстраниться, но тщетно. Из этого положения нет выхода иного, чем лишь по желанию оборотня. Крепко сжал зубы, напряг пресс, стоило лишь рукояти «девятихвостки» сильно вжаться в его живот, чувствуя ее, словно знакомясь, ощущая ее прохладу, и горячее тело, прижавшегося к нему оборотня. Еще одно странное, пугающее ощущение, переплетенное с тонкой нитью невольного, зарождающегося желания. Это могло бы быть приятно, остро и сладко, если бы не обстоятельства.
Он тихо дернулся, когда пальцы Габриэля коснулись его сосков, и попытался увернуться прежде, чем его рука скользнула по члену. Не вышло.
- Наказываете? – прошептал он, чуть вздрогнув, ощущая жар его дыхания на своем затылке, на шее, - Разве наказываете? А мне казалось, что развлекаетесь.
Подпись автора

Габриэль Альварес

- Это комната развлечений, чем еще тут заниматься, по- твоему?- шевельнул горячими губами по коже вампира. Габриэль зашел спереди, даже в подвешенном состоянии Берт был ниже волка, и оборотню пришлось задрать его голову, приподняв пальцами за подбородок, жестко, но аккуратно.
- Тебя уже Бог наказал- зрения лишил,- улыбнулся мужчина, имея в виду, что вампир не смог разглядеть в нем ничего хорошего, а на деле… вытягивая, как фокусник, плотную повязку. Медленно, завораживающе и красиво.
- Ты ничего не теряешь,- тихо усмехнулся, завязывая Берту глаза, постоянно касаясь его тела своей грудью, задевая руками. Габриэль отошел, полюбоваться. Простенько, но Берт не тертый сабмиссив…
- Я должен предупредить тебя о…стоп-сигналах: красный- остановитесь, желтый-пауза…-начал оборотень привычную речь, заботясь о безопасности,- но сегодня мы ограничимся стоп-словом, даже не словом, а предложением. Оно волшебное… как только ты его произнесешь, наказание сразу закончиться.
Габриэль снова прижал вампира к себе, властно положив ладонь на пояницу, и прошептал четко в самое ухо:
- Отжарьте. Меня. Как следует.
Берт не мог видеть, как проступает самодовольная улыбка, ибо Габриэль знал, вампир сдохнет, но никогда не произнесет этих слов.
Оборотень занял удобную позицию, не спрашивая готов ли Берт, – он не заслужил - размахнулся широко и хлестнул парня по аппетитному заду. Кожа послушно зарозовела, вервольф не удержался и стиснул выпуклости своей большой ладонью.
- Да в тебе жаровня еле теплиться! Дайте- ка я вас разогрею хорошенько, мистер Фрис,- насмешливо укорил мучитель свою жертву, его злость улетучивалась, уступая место волнению и влечению. На самом деле, Габриэль уже чувствовал внутреннюю дрожь, чувствовал свое сердцебиение; все с тем же азартом, взмахнул девятихвосткой так резко, что послышался свист, и с упоением стал охаживать розовый зад вампира, пока он не окрасился насыщенным алым. Альварес синхронизировал удары с биением свого сердца, которое заполняло все пространство. Сладко. Оставливаясь и чуть переведя дыхание, Габриель снова сжал ягодицы Берта, теперь они казались горячее его ладони.
- Хороший мальчик, - прошептал он, сдерживая дихание, и прижался губами между лопаток вампира.

Берт

Сердце грохнулось вниз и разочарованно заныло. Конечно, что же еще делать в этой комнате гостям, как не…
- Развлекаться, - выдохнул он, опуская голову.
И все же, в глубине души, он до последнего надеялся, что Габриэль решил наказать его, пусть Берт, в своей злости, и не слишком осознавал за что, но слова мужчины окончательно давали понять, что к чему. Развлекаться… и не нужно быть рабом с клеймом, чтобы стать игрушкой гостя. Переживал бы он, возмущался бы так, будь на месте Альвареса кто-то другой – те же немцы или маркиз, или… да не важно кто. Наверное, попытался бы расслабиться, по крайней мере, не так бы злился и не так паршиво было бы на душе. Ошибаться в существах вот так вот, всегда было кране неприятно. Не смотрел бы на него сейчас – зачем теперь уж видеть его лицо улыбающееся и красивое, а оттого более разочаровывающее и пугающее? Только вариантов не было и голову пришлось поднять, следуя за сильными пальцами, удерживающими его за подбородок.
Зрение? Этих слов он испугался на миг по-настоящему. Гости, порой, жестоки в своих развлечениях – что им стоит выколоть глаз «игрушке»? В конце концов, вампир ведь не умрет от этого, равно как и от прочих издевательств. Повязка, что вытащил мужчина, не ослабила его страхи. Это было новым – ощущение темноты, вперемешку с прикосновениями, отчего-то кажущимися такими жутко интимными, ставшими вдруг единственным ориентиром в абсолютной темноте. Не та это темнота, что возникает, стоит лишь закрыть глаза – от нее можно избавиться в любой момент, она не пугает, а та, что от тебя не зависит и не отпустит тебя по желанию, что полностью зависит от другого существа. Он мотнул головой, пытаясь дотянуться до своей руки и едва достал до предплечья, потерся об него, пытаясь стянуть повязку, но, увы, не вышло и Берт в тихом злом отчаянии опустил голову. Теперь только терпеть… и слушать, ощущать.
Прикосновения вдруг прекратились, и он вцепился всеми своими чувствами в зазвучавший рядом голос. Казалось, можно было даже представить, что делает мужчина, где находится и даже уловить его дыхание рядом. Говори.. говори, но не прикасайся.
На миг в словах Альвареса он уловил спасение – слова, что остановят развлечение? Вот так вот просто? Он готов был произнести прямо сейчас, но, услышав их, едва не задохнулся от накатившей мощной волны злости и возмущения.
- Отжарьте?! – прорычал он, инстинктивно поворачивая голову туда, где ему казалось, находится мужчина, только, конечно, не увидел его, что разозлило еще больше и плеснуло в душу капельку отчаяния, - Вы… вы…
Со словами дальше не нашелся. Что тут говорить уж, когда и так все ясно?
- Не дождетесь! Даже если шкуру снимать будете!
Впрочем, такие мысли озвучивать не стал даже в порыве чувств. Здесь, брошенные по неосторожности слова легко могли стать реальностью, а тогда уж не то, что эту проклятую стоп-фразу скажешь – под чем угодно подпишешься.
Замолчал и замер, вслушиваясь в тишину, которая своей неизвестностью пугала больше, чем слова мужчины. Она обожгла его внезапно – горячей болью в ягодицах, и Берт от неожиданности тихо вскрикнул, невольно дернулся, а затем замер вновь, чувствуя, как крепкая ладонь мужчины сжала его задницу.
- Де Фрис, - прорычав сквозь, зубы поправил мужчину, делая заметный акцент на «де», - де Фрис.
Отчего-то это показалось важным, очень важным, словно четкая граница, теперь уж установленная официально. Де Фрис и Альварес. Габриэль? Нет его… и, наверное, не будет. Обидно…
Он терпел удары, крепко сжав зубы, приказав себе не кричать и не дергаться, цепляясь за свое упрямство как за спасение. Только тихие и короткие стоны помимо воли порой срывались с его губ – чем дальше, тем чаще. Хватит, хватит, хватит же! Он попытался отвлечься на что-нибудь, схватиться за какую-нибудь мысль, но не получалось – в темноте была лишь плеть и боль в ягодицах, что казалось тихо отзывалась и медленно раскатывалась во всем теле, заставляя дрожать нервы, касаясь странных уголков души, рождающих темные желания.
Казалось, мужчина услышал его мысли и Берт, ощутив, что удары прекратились, вдохнул глубоко, переводя дыхание. Необходимости в этом не было, но так легче справиться с собой, со своими ощущениями, страхами и болью. Ладонь, показавшаяся прохладной, до боли сжавшая его ягодицы, да горячие губы на спине и снова одновременно пугающая и манящая близость оборотня – Берт шумно выдохнул и прикусил свою губу, чтобы не застонать…. и промолчать.

Габриэль Альварес

Слушая Берта, Габриэль не переставал оглаживать его ягодицы, целовать загривок, мужчину только раззадоривал гнев юного вампира. Оборотень не хотел делать ему больно, вампир сам хотел и просил этого. Последние несколько дней он только и делал, что упрекал колумбийца во всех грехах.
-Ну-ну, не рычите, мистер де Фрис, я далек от этих ваших де ля фон – гандон, прошу меня извинить,- притворно раскаялся оборотень, дружески похлопав его по заду.
- Что-то вы плохо стонете, вам не нравится? Но вы так просили меня все это время, что я, право же, надеялся доставить вам удовольствие. Наверное, я плохо стараюсь.
Габриэль демонстративно взял девайс под мышку и смачно, плюнув на ладони, растер слюну, как сделал бы деревенский житель, собираясь колоть дрова. Берт наверняка догадался, что теперь садист будет стараться. Но вместо продолжения Альварес уперся своим членом в зад парня, нарочно давая почувствовать свою эрекцию. Оборотень был уверен, что быть изнасилованным вампир тоже не хочет. Пусть боиться.
Тебе не нужно говорить стоп-фразу, скажи мне что нибудь, чтобы я мог с чистым сердцем простить тебя. Альварес любил пороть мазохистов, любил видеть слезы их радости и боли, любил, когда они терпят, чтобы порадовать его. Берт не был мазохистом, пока еще не был или вообще…поэтому и девятихвостка, а не нагайка. Но издеваться над ним волку нравилось: Габриэль всегда мучил тех, кто имел над ним власть.
Нехотя отступив, наркобарон перекинул флоггер из руки в руку, отошел на шаг. Теперь сценой для действий стала спина. Сначала немного подразнил хвостиками. Потом шлепок, еще шлепок, сильнее, еще сильней, но старается не бить в одно и то же место, жалеет. Ноздри волка раздуваются, во рту пересохло, но кожаные хвостики как заведенные жалят беззащитную спину. Секунда затишья. И Габриэль снова прижал тело вампира к себе, на этот раз крепко, словно обнимал после долгой разлуки, стремясь охладить его горячую спину своей кожей и утешить. Ему хотелось спросить, как он, но тихо выговорил:
-Хочешь воды?

Берт

Он стоял замерев, внешне пытаясь выглядеть железным и невозмутимым, когда руки оборотня касались его ягодиц, когда чувствовал тепло его губ на своем теле. Пытался… стоя молча, прислушиваясь к самому себе. Не доверял, боялся, злился.. но было в этом страхе нечто темное, предательское, что желало этих прикосновений, но Берт упорно пытался отмахнуться от этого, понимая, что отделаться будет все трудней и трудней.
- Де Фрис, какая же фамилия как Альварес и не нужно отрывать от нее буквы, - заупрямился он, холодно заметив. Знал, что мужчина и так все знает, лишь, скорее всего, издевается, а от того становилось совсем печально.
Некоторое время он молчал, то невольно прислушиваясь к своим ощущениям, то пытаясь отмахнуться от них, то раздумывая над словами Альвареса, что от чего-то резали, словно ножом.
- Не просил я ничего, - проговорил он вдруг тихо, - Я...
Он хотел было попытаться объяснить, но слова застряли комом в горле. Тяжело было говорить что-либо, очень тяжело, а уж особенно разобраться в том, что произошло в гостиной – по крайней мере, в таком состоянии.
Берт прислушался к шорохам, движениям мужчины, пытаясь определить то, что он сейчас делал. Различил плевок и, к своему ужасу ощутил, как Габриэль прижался своим естеством к его заду. Не может быть!
- Нет! – он рванулся с силой, чуть выгнулся, страстно желая освободиться от этих пут, удерживающих его руки, сорвать к чертям эту повязку и сбежать.. сбежать как трусливый заяц подальше отсюда. Сердце быстро мелко заколотилось. Неужели, он ошибался в нем вот на столько, что даже не мог предположить об этом до последнего момента?
Нет, нет.. вы ведь не сделаете этого, Габриэль! – мысль отчаянная, полная надежды и, как ни странно, веры в то, что все обойдется, - Ведь не тронул тогда ночью… ведь понимал, что пытаюсь манипулировать им в гостиной тогда и все равно приказал стоять, а не ползать, ведь...
Он с облегчением вздохнул, когда мужчина отступил в сторону. Пониже опустил голову, почувствовав прикосновение кончиков девятихвостки к своей спине, и едва удержался, чтобы не задрожать мелко.
Но тогда что происходит сейчас?
Взмах плети был ему первым словом ответа – этот звук уже Берт научился распознавать. Вторым словом стал удар, полоснувший болью в спине, а третий и последующие стали объяснением, верить которому вдруг так захотелось. Сквозь боль и тихие стоны, что сдерживать уж не хотелось, приходило кое-какое понимание. Больно, да, но не так, как могло быть, возьми в руки он что-то другое из всего того арсенала, что находился в этом помещении. Его били бы куда больней и по спине наверняка уж стекала бы кровь, в лучших традициях развлечения гостей. Быть может, даже скорее всего, было бы и серебро.
И все же, значит, наказание? Тогда к чему все те слова?
Берт невольно вскрикнул, когда один из ударов оказался особенно болезненным, но и тогда не произнес ту самую стоп-фразу.
А потом стало тихо, и впервые за время пребывания здесь, тишина не испугала его… лишь немного взволновала. Объятия мужчины стали спасением. Берт ни дернулся, ни вздрогнул, не попытался отстраниться, принимая, словно ждал их, чтобы почувствовать – самого Габриэля, его тело, его чувства и мысли. Больно, но это сейчас не так уж и важно. Сильный, близкий, искренний. Да, его искренность он почувствовал именно сейчас, в этом на удивление успокаивающем объятии.
- Хочу, - отозвался он тихо, только сейчас понимая, как пересохло в его горле, и так же понимая, что это сейчас тоже совсем не важно.
- Простите.. – прошептал едва слышно.

Габриэль Альварес

Ну что же ты так дергаешься?- мелькнула мысль и осела единственно возможной правдой. Никогда… без твоего разрешения…нет, тебе даже придется попросить меня об этом. В голове волка все еще звенела тишина, прерываемая сладкими тихими стонами. Ему нравилось, что Берт терпит, но ему так же бы понравилось, если бы он кричал. Оборотень улыбнулся себе: Если бы он орал, значит, притворяется, девайс-то детсадовский. Мой честный, честный мальчик.
Колумбиец всей кожей осязал перемену обстановки, вампир даже пахнуть стал иначе, что это смирение или понимание? Габриэлю не хотелось выпускать желанное тело из объятий, но вампир требовал заботы, то есть требовали правила волка, установленные самому себе. Тихое «простите» Альварес предпочел бы не слышать, но притворяться глухим с его волчьим слухом – лживо, поэтому он пока оставил извинения без внимания.
Воду оборотень нашел сразу, в таких местах всегда должна быть вода поблизости: сессии высушивают организм.
- Я надеюсь, ты прозрел, Берт, и, сняв повязку с твоих глаз, я не увижу ненависти. Ну давай же порадуй меня,- попросил Габриэль про себя; он не сорвал кусок ткани, не стащил с наверняка попавшими в узел волосами, волк сначала её развязал и позволил упасть. Альварес больше не улыбался, лицо его было спокойным и серьезным, и только в глубине глаз таилась теплота. Габриэль пристально всматривался в лицо де Фриса, страстно мечтая прочесть его мысли и желания, чтобы исполнить их. Одно желание уже было озвучено; вервольф поднес бутылку к его губам, наклонил, слегка проливая воду на подбородок.
- Пей.
Волк, не отрываясь и не прячась, смотрел на губы, обхватившие горлышко. Сдержанный вздох-выдох. И только после того, как напился вампир, утолил жажду сам.
Простите… простите…
Ему не хотелось отпускать Берта, такого тихого сейчас и близкого, но и бесцельно пороть его он тоже не мог. Щелкнули замочки наручей. Габриэль сразу подхватил Берта, справедливо предполагая, что ноги его ослабли, а рук парень попросту не чувствует. Может вампир бы и устоял, да только Альваресу проверять не хотелось: он легко подхватил его на руки, не давая шанса оценить степень своей немощи, и посадил на узкую кушетку. Руки сразу убрал, только глазами взгляд держал цепко.
- Я простил тебя, Берт, за что - не важно- оборотень замолчал, формулируя просьбу,- но я прошу тебя потерпеть еще немного… самую чуточку,- Габриэль пальцами показал расстояние в пять сантиметров,- для меня.
Добровольно.
-Если нет, ты знаешь, где дверь …держи ключ,- вервольф протянул символ свободы Берту, сверля его глаза напряженным взглядом, словно гипнотизируя: выбери меня.

@темы: ролевые, BDSM

---

Отыгрыш с Бертом. Жестокий флуд. Часть 2.

Берт

Он чувствовал прикосновение пальцев мужчины к своему затылку, касающихся узла на его повязке. Затянет плотней или развяжет? Берт не шелохнулся, не напрягся, лишь вслушивался в действия Габриэля, желая доверять ему, но все еще немного опасаясь. Каждое – как ответ, и вампир, открывшись этим «словам» был готов их слушать и принимать или, вновь ошибившись в нем, закрыться.
Развязал. Повязка тихо и неспешно упала на пол, скользнул по его телу, задевая, и Берт на секунду зажмурился, прикрывая глаза от неяркого света, которым была заполнена комната. После темноты свет чуть раздражал глаза, но вампир почти сразу же открыл их, встречаясь со спокойным взглядом Альвареса. Ни ненависти, ни уже тем более злости… Вампир смотрел на него внимательно, долго, немного взволнованно и чуть виновато, пытаясь отыскать в его глазах что-то важное, теплое.
Его губ коснулось горлышко бутылки, предложенной мужчиной, и Берт припал к ней, осторожно глотая воду, не отрывая взгляда от Габриэля. Он едва ли чувствовал как жидкость, местами расплескавшись, бежит тонкой струйкой по подбородку, спускается на шею и пытается перебраться на грудь. Только не этого сейчас хотелось по-настоящему. Хотелось этих маленьких, почти незаметных заботливых жестов, этих взглядов, что не наполнены злостью или раздражением, хотелось быть уверенным, что можешь доверять ему и, в конце концов, довериться.
Благодарить за воду не стал, лишь едва заметно кивнул ему благодарно. Говорить что-либо совсем не хотелось.
Двумя тихими щелчками открылись наручи, что удерживали его руки, его тело и Берт, неожиданно освобожденный, не успев опомниться, оказался на руках у мужчины. Даже толком и понять ничего не успел, только сердце радостно екнуло – освободил, прекратил наказание, подхватил, удержал. Как тогда, унося из гостиной… Так не обращаются с игрушками, так обращаются с тем, кто хоть что-то да значит, кто хоть капельку нужен, о ком хоть сколько, но заботятся. Заботятся... именно это пробивало, вызывало такие чувства, от которых просто хотелось уткнуться лицом в его плечо или грудь, прижаться к нему в поисках такого обычного, но очень важного тепла.
Какой же ты дурак, Берт… просто идиот, - мысленно обругал он себя, припомнив свою злость и нелепые упреки.
Удержался, оказавшись в считанные секунды сидящим на кушетке. Вампир все еще следил внимательно за действиями мужчины – открыто, не пряча своего взгляда. Вот Габриэль отпускает его, убирая руки, вот чуть отстраняется, а вот его губы зашевелились, произнося слова.
От его «простил» стало вмиг теплей, а от просьбы же внутри словно все перевернулось.
- Потерпеть? Чуточку? - взволнованный взгляд вновь устремился в глаза Альвареса, а затем опустился вниз, к полу.
Его просили, у него был выбор и уйти можно было прямо сейчас, но… хотелось ли уходить? Знал точно, что желал быть сейчас с ним рядом, чувствовать его эмоции, мысли и прикосновения, попробовать вновь довериться и снова не ошибиться…. Хотелось дать ему то, чего он желает, то, о чем он просит – не требует, не приказывает, хотя мог бы вполне. Впрочем, кажется, его выбор был уже сделан уже раньше…еще до просьбы Габриэля.
Берт протянул свою руку к Альваресу, устремившись в сторону протянутого ключа, но… не к нему. Большой и указательный пальцы прикоснулись к пальцам оборотня, в точно таком же жесте, будто отмеривая пять сантиметров, а затем осторожно и медленно раздвинули их чуть шире.
Снова взгляд в глаза, едва уловимый кивок головы и слабая, практически незаметная короткая улыбка на губах, что исчезла, едва появившись.
- Я хочу остаться, - проговорил он очень тихо, но тем не менее четко и решительно, выделяя каждое слово, ведь каждое из них было важно.

Габриэль Альварес
Остаться… Габриэль выдохнул и поцеловал вампира в губы, жадно, словно мечтал об этом последние сто лет, прихватывая поочередно мягкие губы, пробираясь языком внутрь. В этой ласке не было ни одобрения, ни сантиментов, только жажда. Слизав послевкусие, шепнул:
- Ты показал… ровно на десять ударов.
Волк погладил Берта по голове, утешающим длинным движением, и тут же отошел выбрать другой девайс, поворошил рукой по рукояткам - наощупь выбирал. Колумбиец вытащил многохвостку-кошку, ею даже человека не запорешь. Но Берт этого не знал. Габриэль стегнул несколько раз по воздуху, проверяя, хорошо ли она лежит в руке. Хорошо. Помял кожу.
- Потрогай,- протянул вампиру мягкие хвосты,- такими матросов пороли еще в XVII веке. Много дюжин ударов. Когда концы слипались от крови, «кошку» расчесывали… Тебе надо выдержать лишь десять. И обещаю, крови не будет.
Ясный взгляд на вампира, ни тени злого умысла, лишь благодарность и доверие в обмен на доверие. Нет, не в обмен – в дар.
- Ложись на кушетку, Берт, животом вверх, руки за голову. Только не бойся ничего. Есть три стоп сигнала, которыми я люблю пользоваться: красный- стоп, желтый- передышка, зеленый- продолжайте, в простонародье называется "светофор" Я буду спрашивать, не перепутай. Я буду сдержан.
Для Габриэля весь мир сузился до здесь и сейчас, до ты и я, и всего один шаг, чтобы стать... мы.
- Ты готов, Берт?



Берт

На поцелуй сначала не ответил, сдерживая себя, как мог, стараясь не расплескать все те эмоции и чувства, что сейчас бурлили в нем. Чувствовал его губы, их вкус и жажду мужчины, принимая их безоговорочно и только в конце ответил осторожно, чуть устремляясь за его губами, когда он отстранился. Движение короткое, неуловимое, что можно только почувствовать, но не увидеть.
- Десять… – вампир понимающе кивнул и чуть прикрыл глаза, щурясь, лишь гладящая рука мужчины коснулась его головы. Знал бы он как интимно и как дорого такое прикосновение, как подкупает оно целиком и полностью, как важно и как легко делает Берта абсолютно беззащитным, безоружным перед Габриэлем, и, одновременно, защищенным им же. Знал бы, как ценна такая незатейливая ласка.
Он проследил за выбором мужчины девайса и послушно, не без интереса, коснулся пальцами мягкой кожи кошки, словно знакомясь с ней. Страшно не было - лишь легкое, нарастающее волнение в предчувствии того, что должно было свершиться. Тихое напряжение нервов, чуть ослабленное прощением, раскрашенное поцелуем и взбудораженное поглаживанием по голове. Странная, но тем не менее, приятная смесь ощущений.
- Выдержу, обязательно выдержу, Габриэль… - пообещал он мысленно оборотню и самому себе.
Правда, услышав то, как именно надлежало лечь на кушетку, он вцепился чуть испуганным взглядом в глаза мужчины. Животом вверх? Но ведь это так… абсолютно беззащитно, слишком открыто.
Только ведь кто как не он собирался довериться Габриэлю и вручить самого себя в его руки? Ему, такому сейчас спокойному, уверенному, четко объясняющему правила. Испуг ушел так же быстро, как и появился, уступая место тихой уверенности – в самом себе, что действительно выдержит, и, главное, в мужчине, что не даст ему «упасть». Все будет хорошо…
Вновь едва заметная улыбка тронула его губы, и Берт послушно улегся на кушетку, поднимая руки вверх, заводя их за голову.
- Готов, - прошептал он, глядя в глаза оборотня.

Габриэль Альварес

"Нужно немного, чтобы вызвать улыбку, и достаточно улыбки, чтобы все стало возможным". Сейчас его улыбку вызывало стройное тело, какое бывает только у легкоатлетов: стремящееся ввысь, идеально гладкое, необремененное лишним мясом и узлами мышц. Габриэль провел кончиками пальцев по груди вампира, скользнул к ляжкам, разводя их немного шире. Действо походило на ритуал, на какую- то тайную церемонию посвящения, посвящения их обоих. Нагнулся, прижав губами сосок - последняя ласка перед началом, как отзыв-пароль. Оборотень не смотрел в лицо вампира, он сосредоточился на флоггере, ставшим продолжением руки и на вытянувшемся теле на кушетке.
- Будешь считать,- коротко бросил он и, размахнувшись вполсилы, шлепнул по животу.
Вервольф не сказал, что сбиваться нельзя ,и за это положены лишние удары, ...а они бывают лишними? Что нельзя расцеплять рук и еще тысяча мелочей, из-за которых наказание увеличивается многократно. Волк уже получил все, что хотел - свободная сущность осталась, доверилась. Это было главное. Все стало иначе для Габриэля, в каждом свисте -призыв, а в розовом рубце смысл- кратковременна метка... "моё". Взмах- и кожа поцеловала ключицы с обеих сторон. Сила ударов нарастала, это способ выразить, что чувствует садист сейчас. Слышно было, как мужчина дышит, выдыхая с каждым контактом кожи о кожу. Размах- удар по соку. Нет времени, чтобы насладиться его отвердением. Еще удар, и второй ареол сжался, выставив горошину вверх. Вот теперь можно посмотреть, коснуться губами. За грудиной Альвареса уже зазвенела тонкая опасная струна, просыпалось желание стиснуть тонкое тело, чтобы услышать лопающиеся капилляры и царапать свои пальцы обломками его костей. Стоп. Он оперся рукой на край кушетки и попробовал горячие соски на вкус, оставляя влажные дорожки вокруг, лаская твордые выступы языком, думая о том, какими чувствительными они должны стать и возбуждаясь еще сильнее.
- Сколько насчитал, Берт? – спросил он, давая вампиру перевести дух, а себе возможность немного прийти в себя и остыть. Слишком много эмоций. Он прикрыл глаза: раз, два, три, четыре…
- Какой цвет?- внимательно посмотрел в глаза Берта: не испугал ли.

Берт

Кушетка чуть холодила разгоряченное тело, отдавая свою прохладу и мигом пропитываясь его теплом. Берт вытянулся на ней, устроившись достаточно удобно, снизу вверх смотря на Габриэля, и чуть не вздрогнул, когда губы оборотня коснулись его соска – первая невидимая нить тонкой связи. Он легко позволил развести свои ноги. Впрочем, сейчас уж не было «позволил». Его согласия не требовалось – его он дал на все чуть раньше, решив остаться, отдавая себя мужчине.
Первый удар, и Берт чуть вздрогнул, невольно напрягая пресс. Почти не больно – лишь тепло, чуть опалившее, разлилось по тонкой коже на животе. Он принимал удары молча, терпя, пытаясь прочувствовать каждый, слушая свист кошки и дыхание мужчины. Берт невольно прикрыл глаза, зажмурился, когда кожаные хвосты промелькнули у его лица и опалили ключицы, но вновь открыл их, практически сразу. Шумно выдохнул и тихо охнул, стоило кошке быстро, не давая прийти в себя, обжечь его грудь, соски – нежные и чувствительные, что затвердели вмиг от таких «ласк». Удары ощутимей и боль отчетливей впивалась в тело, проникая под кожу, разливаясь тихим пламенем внутри, согревая, будоража и умиротворяя.
Он чувствовал Габриэля, его уверенность, эмоции и, казалось, желания. Не скрылось от него и то, что на миг возжелал Альварес – жестокая жажда крови, боли и страданий. Не скрылось и ничуть не испугало, лишь отозвалось странным радостным чувством. На него откликнулась тьма, что внутри него, словно потревоженная кем-то во сне, подняла голову, осмотрелась и улеглась обратно, предварительно царапнув душу острыми когтями изнутри. Сладостно-томными и болезненными коготками-ощущениями. Все было хорошо, и до странного правильно – и эта боль, и эти эмоции, словно одни на двоих, и губы, и язык, что уже ласкали его соски, тоже были правильными, такими близкими и желанными. С губ Берта сорвался тихий и короткий стон – слишком уж чувственны прикосновения, слишком много эмоций, слишком много желаний.
- Сколько насчитал? Действительно, сколько? – мысли растерянно заметались в поисках ответа, вспоминая. Начинал считать ведь, да потерялся…
- Кажется, шесть, - неуверенно проговорил он, не особо вдаваясь в детали, ведь уверен был, что Габриэль знает сколько - будь то пять, семь или все десять.
- Пошли, пошли как можно дальше, - словно что-то чужое и, одновременно, свое, темное, вновь царапнуло изнутри.
- Зеленый, - проговорил тихо, не задумываясь.

Габриэль Альварес

Вампир все делал чертовски правильно, оборотень не мог поверить, что малыш так тонко чувствовал и пропускал через себя его, Габриэля, желания. Берт, конечно, сбился со счета, они все сбивались…
- Какой быстрый,- улыбнулся, звонко шлепнув по бедру, - всего пять…
На Берта было любо-дорого посмотреть: сошла природная бледность, порозовели не только грудь и живот, но и места, которых флоггер не касался. Альварес буквально любовался им. Дыхание мужчины выровнялось, и, как отдернутая портьера, с глаз сошла кровавая пелена- волк вернул контроль над самим собой.
Зеленый…зеленый
Слишком часто он слышал "зеленый", когда на самом деле был уже "красный". Нижним овладевало желание поразить Верхнего, показав свой предел, но сейчас его задача в том, чтобы вовремя остановиться. Я вижу, действительно "зеленый"…
Встав, Габриэль повел плечами, сбрасывая остатки напряжения. Он вытер повлажневшие ладони о штаны и снова взвесил кошку, девайс стал тяжелее, пропитавшись влагой, а значит, и бить будет больнее. Последние удары всегда самые тяжелые.
- Считай, что мы на финишной прямой…
Альварес поморщился, услышав свист многохвостки на тон выше, но рука по инерции опустилась на бедро вампира, зацепив мошонку. Спину оборотня задел легкий морозец. Больно…И следующий удар по другому бедру. Не пытайся думать, что чувствует он, что чувствуешь ты? Волку снова захотелось сорваться и махать, махать флоггером, пока не онемеет рука, пока не выступит первая кровь. Вдох. Кошка из-за своей многохвостости покрывала большое пространство, любой удар по животу обязательно целовал член вампира. Колумбиец размахнулся со всей латиноамериканской страсть и с жадностью набросился на раздвинутые бедра. Восемь, девять. Последний… решающий- по промежности. Десять. Стегнул и оставил "кошку" прикрывать интимное достоинство Берта.
- Спасибо, - обронил волк, замолчав на полуслове, касаясь его губ своими. На первый раз хватит... Если бы де Фрис был его рабом, то Габриэль взял бы его руки и утешал, как младенца, поглаживая по волосам и шепча, какой он славный, хороший мальчик. Но Берт был свободным, и Альварес всего лишь сел на пол рядом с кушеткой, облокотившись на собственное колено, как раз на уровне рук вампира... Как жаль, что я не курю…
- Ты можешь идти, а я останусь ненадолго.
О душе ты позаботился, теперь - о теле,- оборотень ощущал сведенную, переполненную мошонку, после таких игр он всегда чувствовал возбуждение. Разумнее было бы пойти к себе и вызвать раба, но он сидел и сожалел, что так и не приобрел никотиновую зависимость.
Подпись автора

Берт

Вампир тихо вскрикнул от неожиданной боли в столь чувствительном месте и выгнулся натянутой струной на кушетке, плотно сжимая зубы – не кричать. Даже краски в глазах заплясали, став на миг ярче, а затем смазались, и через миг вновь стали четкими. Так хотелось свести ноги, перекатиться на бок и сжаться, невольно, инстинктивно защищаясь, прикрывая столь уязвимое место. Инстинкты… Только и с ними Берт справился, оставшись лежать как и лежал, принимая обжигающие удары, что, казалось, отзывались прямо в мозгу, раскатываясь по всему телу.
Больно… Он терпел, сдерживая стоны и крики, плотно сжав зубы, губы, чуть запрокинув, на сколько это было возможно, голову назад, морщась при каждой встрече многохвостки с его телом. Последний удар – чувствительный и болезненный, и вампир, не сдержав вскрик, чуть задрожал, вновь выгибаясь.
Он не считал удары, но то, что этот был последним, почувствовал, и кошка, что легла на его тело, прикрывая промежность, была тому доказательством. Берт быстро расцепил руки, убирая их из-за головы, опуская. Скользнул ладонью вниз по своему телу, касаясь разгоряченного живота, пробуя на ощупь безумно горячую кожу на бедрах, проникая под многохвостку, касаясь пальцами своего члена и накрывая его ладонью, словно пытаясь унять боль, что уж и так проходила, оставляя пылать пожаром тело, начиная медленно заполнять его тянущей томной сладостью в паху.
Вампир перевернул ладонь и его пальцы вплелись в потяжелевшие хвосты кошки, касаясь их, перебирая неспешно, раздвигая и устремляясь вверх к рукояти, сжимая ее и, поддавшись непонятному чувству, погладив пальцами, изучая наощупь. На пол многохвостку не сбросил, лишь осторожно, словно мог оскорбить ее, отложил чуть в сторону, на кушетку, а зам повернулся на бок и чуть подтянул ноги к себе, сжимаясь.
Все было прекрасно, все хорошо, но… отчего-то было острое, невероятно острое чувство нехватки чего-то очень важного, завершающего. Того, отчего все тело казалось жутко напряженным, отчего оно едва не стонало изнутри, вызывало внутреннюю остро-сладкую дрожь, что отражалась на его пальцах, желая, требуя, требуя… цепляя острыми коготками душу, мелко, но больно раня ее. Не хватало прикосновений, тепла и ласки. Хоть немного, хотя бы чуть-чуть. Только просить не мог – по крайней мере вслух. Некоторое время он тихо лежал, пытаясь разобраться в своих ощущениях, безуспешно стараясь успокоиться, все еще прикрывая в защитном жесте ладонью свой член, чувствуя как он, разбуженный огнем в паху, наполняется желанием.
Голова мужчины находилась рядом с ним, так близко, что стоило только протянуть руку, как можно было коснуться ее. Берт, едва ли задумываясь о своих действиях, потянулся к нему, нежно и очень осторожно, словно боясь спугнуть, опасаясь, что он будет недоволен таким его действиям, коснулся кончиками пальцев его волос, проводя по ним вниз, по шее до позвоночника. Короткий и тихий жест, переполненный желанием его прикосновений.
Берт не ушел. Он мягко и практически неслышно соскользнул с кушетки и опустился на пол, на колени, рядом с оборотнем, случайно коснувшись его своим предплечьем. Вампир молчал, едва удерживая дрожь в своем теле – лишь только губы предательский подрагивали. Как же он был ему сейчас нужен… Заглянул в его лицо, коснувшись глаз оборотня взглядом, в котором легко читалась отчаянная просьба… Пожалуйста…
Подпись автора

Габриэль Альварес

Легкое прикосновение разбило волну мыслей и уронило душным волнением. - Что, малыш? Габриэль молча смотрел, как Берт опускается на колени в состоянии потрясения: не можешь ни плакать, ни радоваться, ни быть безучастным -особенно теперь, когда не требовалось крайнего самообладания. Дрожащие губы, неизвестно откуда взявшаяся робость вампира переполняли сердце оборотня эйфорией, он чувствовал себя победителем. Иди ко мне. Альварес сдался жалобному, молящему взгляду. Подтянув Берта к себе, волк посадил его между своих ног, прижал горячей спиной к своей груди и обхватил руками. Не просто обнял, а заслонил, насколько хватило рук. Скоро ты начнешь мерзнуть, нужно либо греть, либо отпустить. Габриэль склонился к уху и прошептал:
- Все хорошо, я с тобой...
Он поглаживал кисти его рук и касался губами его шеи, не целовал, скорее, обозначил прикосновение. Что малыш? Непрозвучавший вопрос и непрозвучавший приказ: попроси.
Ни намека на вожделение, на желание воспользоваться правом победителя, несмотря на эрегированный член, зажатый между собственным животом и поясницей парня.
Большая ладонь Габриэля утешает, оглаживая грудь, гладкий живот, пробуждающийся член, бедра и снова вверх в обратном порядке. Губы, намертво приклеенные к шее, дрогнули, выпустив хриплый шепот:
- Что, малыш?

Берт
Он устроился между ног Альвареса, прижимаясь к нему спиной, чувствуя крепкие объятия мужчины, прячась в них, укрываясь, согреваясь и успокаиваясь. Внутренняя дрожь мало-помалу проходила, пальцы-когти больше не царапали душу, а лишь нежно поглаживали, согревая изнутри. Берт чувствовал дыхание Габриэля на своей шее, его сильные руки, обнимающие его, и это было таким правильным, таким важным завершающим штрихом, который был так необходим вампиру. Успокоиться, привести свои чувства в порядок, усмирить то безумие, ту жажду ласки, что была так сильна после «встречи» с кошкой, после пережитой за вечер бури эмоций, сменяющих друг за другом – злость, ярость, ненависть, боль, вина и прощение, страх и доверие, снова сладкая боль и единение, желание и умиротворение. Именно оно, то, чем должно было все закончится, приходило сейчас, и Берт, прижавшись горячей спиной к груди оборотня, чувствовал себя счастливым.
- Спасибо, - едва слышно прошептал он, наконец, поблагодарив оборотня за все, что произошло здесь, сегодня – и за боль, и за прошение, и за ласку, за доверие, что не стал тот ломать.
Только… я не хочу, чтобы это все заканчивалось, не хочу…
Возможно, в этот момент стоило встать, уйти, закончив все на этой ноте – красивом, тихом и счастливом окончании, только Берт не встал – горячее дыхание мужчины на своей шее, прикосновения его рук, оглаживающих его тело, касающихся члена, вызывали иные желания. Кожа нежная, алая, такая чувствительная после жалящих ласк многохвостки, что любое прикосновение к ней отзывается слишком яркими чувствами. Он хотел Габриэля отчетливо, сильно, и не было желания сопротивляться своим ощущениям, сопротивляться желаниям мужчины, чье крепкое тело и эмоции чувствовал сейчас. Отдаться ему отчаянно, до конца.
Берт обернулся, практически касаясь своим лицом его, такого близкого, к его губам, таким желанным, красивым и манящим.
- Возьмите… - прошептал он едва слышно и коснулся своими губами его, припадая к ним в осторожном, нежном и исполненном желания долгом поцелуе. Прервался лишь на миг, чтобы вновь шепнуть, сказать то, что произнести целиком было сложно, – … меня…
И вновь прикосновение к губам, чуть более настойчивым, глубоким поцелуем, ощущая и наслаждаясь его вкусом, воруя, впитывая в себя, его чувства и эмоции.
- … всего, - он шептал ему в губы, чуть дрожа от желания и прохлады на коже, что, несмотря на горячие объятия, имели место быть, отзываясь легким ознобом.

Габриэль Альварес

Мужлан в Альваресе предпочел бы услышать: «Отжарьте меня, пожалуйста», но несмелая и от этого еще более отчаянная просьба опьянила его. Габриэль, крепко удерживая голову вампира, впился в его губы так, что стукнули зубы, и во рту появился вкус сладкой нечеловеческой крови. Оборотень жадно вылизывал его рот, напоминая льва лижущего открытую рану жертвы, прежде чем начать кровавую трапезу. Он бы предпочел взять его силой, отдаваясь животной страсти. Если во время сессии Габриэлю хотелось быть нежным и заботливым, то во время секса он стремился к грубости. Сейчас было бы лучше пойти в комнату рабов, и там дать выход агрессии, но дрожащий мальчик в руках и его трепетный шепот…Тогда тебе придется потерпеть еще немного…Тихо рыкнув, Габриэль подорвался с места, легко подхватывая стройное тело. Оно уже не было инструментом в его руках, оно было сосудом… Бросив вампира на ту же узкую кушетку, оборотень навис над ним, награждая еще одним поцелуем- укусом, и вдавил своим тяжелым телом. Он терся о бедра Берта, ощущая его мальчишеский член своим животом, кусая его шею и сжимая в волосах грубые пальцы. Проснувшаяся вдруг голодняа похоть. Зафиксировав его голову в своих ладонях, волк пристально посмотрел в глаза де Фриса своим безумным потемневшим взглядом. Его уже не заботило боится ли Берт, Габриэля захватило стремление овладеть этим беспомощным телом. Скользнув поцелуями по животу, от которых на тонкой коже наверняка останутся синяки, оборотень встал и, широко раскинув ноги вампира, удерживая за лодыжки, взглянул на его анус. Какой же ты маленький нежный бельчонок,- подумал волк, ощупывая кольцо мышц, растирая его.
- Обопрись ногами,- он упер стопы Берта себе в плечи, продолжая изучать промежность парня; с его собственного налитого члена сочилась смазка. Оборотень подхватил несколько капель и проник указательным пальцем в задний проход мальчишки.
- Бля, какой ты узкий, тебя что, не трахали никогда?- прохрипел Альварес севшим от возбуждения голосом. Внутри де Фриса было жарко, тесно и так маняще, что оборотень решил забить на мысли о подготовке. Он еще немного повозил пальцем по кругу и коротко обронил.
- Потерпишь?- смачный плевок на ладонь поставил точку в вопросе о поиске любриканта, да и едва ли она здесь была. Габриэль подтянул бедра Берта ближе к краю кушетки, закинул его ноги себе за плечи и приставил головку в влажному колечку мышц. Он хотел видеть лицо вампира, его глаза в момент первого проникновения. Придерживая ствол пальцами, оборотень вошел сначала на головку и, взяв его за бедра, натянул на себя, прочувствуя каждый миллиметр тесной плоти. Мышцы кишки обхватили основательный стояк, словно рука; Габриэль навалился на Берта всем телом, входя до самых яиц, что-то прорычал ему в губы и только потом начал дышать.

Берт

Мужчина был ласков с ним до сих пор и Берт, ожидал всего чего угодно, но только не того, что случилось. Он думал, что оборотень будет также внимателен, также аккуратен. Впрочем, пусть не так же, но все равно не так груб, как сейчас. Он любил, обожал ласку, подкупаясь на нее практически всегда, и жестокость в сексе, казалось, неприемлема была им. Казалось… до этого самого момента.
Жесткий требовательный поцелуй и крепкие руки, уверенные и решительные действия мужчины, который, казалось, все решил сам за них обоих, который просто собирался взять то, что хочет, не заботясь о его, Берта, чувствах, возбуждал самым жутким и бесстыдным образом. Габриэль обращался с ним, как с игрушкой, как со своей собственностью, которая имеет право лишь принимать то, что желает хозяин, и на миг Берт представил себя таковым, отдаваясь. Странно было чувствовать его крепкую хватку пальцев на своих волосах, когда не можешь двинуть головой, не сопротивляться, когда твои ноги, поднимая вверх, разводят в стороны, бесстыдно открывая интимные места, когда пальцы по-хозяйски касаются ануса и проникают внутрь. Поцелуи на животе, ощутимые, ничуть не ласковые, даже немного болезненные – сладко, изумительно терпко и сладко. Берт чуть щурился от удовольствия, но отдавался мужчине.
Сам попросил, сам получил – пусть не так, как ожидал, но… разве это не лучше? Или просто по-другому? Лишь чуть нахмурился на вопрос о собственной узости и, предпочитая на него промолчать, ответил тихо на другой:
- Потерплю, - прошептал он. Чувствовал, как закидывает его ноги себе на плечи оборотень, как член его прикасается к узкому колечку мышц, что толком не были подготовлены к проникновению. Чувствовал, как всколыхнулось собственное волнение, и ухнуло сердце в миг перед тем, как мужчина вошел в него. Глубоко, до предела. Адская боль пронзила его тело и Берт выгнулся на кушетке, схватил ртом воздух и тихо сдавленно застонал, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик. Пальцы с силой впились в кушетку, царапая ее короткими ногтями. Лицо его искривилось гримасой боли, а глаза невольно увлажнились. Нет, нет, нет!!! Не орать, не рыдать! Он быстро заморгал, пытаясь прогнать и высушить с глаз наворачивающиеся слезы и, кажется, это ему удалось. Задышал глубоко, несколько быстро, желая справиться с собой, со своей болью, пытаясь к ней привыкнуть и расслабиться. Все хорошо… хорошо…

Габриэль Альварес

Габриэль не двигался, стараясь не делать вампиру еще больнее. Берт казался ему настоящей жертвой, просто мечтой садиста, куда уж до него послушным большеглазым мальчикам, умоляющим в слезах: "Дяденька, не трогайте меня, а теперь еще разок и посильнее, пожалуйста". Вампиру было больно, его тело кричало об этом изгибом спины и скрежетом ногтей. Альваерс собирал эти эмоции, впитывал, готовый поделиться полученным удовольствием. Рекой хлынули в кровь эндорфины, захотелось затрахать распластанное тело до смерти и захлебнуться во всеобщем экстазе.. Но волк не двигался, сжимая зубы от сладкой пульсации стенок прохода, это мелкое подрагивание будоражило нервные окончания. Он снял одну ногу де Фриса со своего плеча, глухо рыкнув, прихватил зубами голень, потом поцеловал уже мягче и закинул вокруг своего бедра, затем вторую… Просунув руки под голову вампира, приподнял её за затылок и завладел губами в теплом говорящем поцелуе. Берт должен был прочесть его: прости, хочу, мой и снова прости. И хотя рука Альвареса блуждала по груди, сжимая соски, мяла живот, так же грубо, губы благодарили за терпение, за контроль, за доверие. Потерпи…потерпи, мой хороший. Боль – она такая сладкая… Габриэль попытался перехватить взгляд Берта, лаская его лицо влажными и темными глазами; волк снова улыбался, сладко и притягательно, будто собирался подарить и отобрать всё наслаждение мира. Колумбийцу захотелось сказать какую-нибудь ободряющую глупость, и он прошептал, давая выбор либо испугаться, либо смириться.
- Я тебя забираю, теперь ты – мой,- выдохнул в ухо, - мой…
Альварес прочертил языком мокрую дорожку по шее, оставил следы зубов на бледных плеча и, наконец, разогнулся. Он получил, что хотел: боль проникновения, проглоченный стон, нахлынувшие вдруг слезы вампира. Он знал, нет, теперь он был твердо уверен, что не ошибся в своем выборе. Я хочу тебя, малыш, как же я тебя хочу! Габриэль толкнулся внутрь, закрывая от наслаждения глаза. Медленнее, медленнее, ты же не хочешь порвать мальчишку. После секундной паузы мужчина широко облизал свою ладонь и, обхватив член любовника в кольцо, начал мучительно-неспешное движение.


Берт

Понемногу боль отступала, хоть и не исчезала, лишь немного притупляясь, и терпеть ее сейчас было возможно, не кривясь, не пытаясь сдерживаться. За это Берт был благодарен мужчине, что решительно войдя в него, некоторое время не двигался, давая привыкнуть к ощущениям, к боли, позволяя чуть унять ее.
Он ничего не просил у Габриэля – ни быть нежнее, ни осторожней, ни остановиться. Он принимал его желания с тихим удовольствием, что помимо воли затаилось в душе, и готов был пойти на все, что угодно – вынести все, все принять. И боль, и ласки – этот безумный коктейль из таких контрастных ощущений и эмоций. Сочетание, буквально сводящее с ума. Берт чувствовал, как переплетается собственная боль и грубость прикосновений Габриэля с его поцелуями – такими успокаивающими, такими нежными и обещающими. Вампир вцепился в этот поцелуй, словно за свое спасение, ответив на него сначала осторожно, нежно, а затем жадно впиваясь в его губы, не даря, а забирая этот поцелуй, стремясь намертво приклеить его к своим губам, чтобы удержаться, выдержать все, ища у него помощи и силы. Нашел же нежность и уверенность в том, что его не оставят сейчас и в том, что, что бы ни было, что бы не произошло, он защищен. И только лишь поцелуй был прерван, прежде, чем пальцы мужчины успели отпустить его голову, Берт благодарно прикоснулся губами к его руке. Спасибо…
Он чувствовал сильное желание мужчины, чувствовал его напряжение и то, что сдерживал тот себя ради него. Связь, установившаяся сейчас между ними, была такой тонкой, но прочной и чувствительной, что казалось, все эмоции Габриэля проходят сквозь него. Страсть, желание обладать вампиром, взять его целиком и полностью, жестоко, не заботясь ни о чем – эмоции такие сильные, что вливались в него своей мощью, разделяясь на двоих, но не уменьшаясь. Берт хотел сейчас дать ему все то, что могло сделать его счастливым – пусть ненадолго, пусть только сейчас, но дать ему это, даже если через собственную боль... особенно, если через нее. Только яркие чувства, никаких полутонов – нежность иль жестокость, их безумное сочетание. Страшно было признаваться себе в том, что Габриэль идеален, что сейчас так хочется принадлежать ему, отдаваясь…
Лишь слова мужчины, прозвучавшие у самого уха, заставили вздрогнуть и на миг испугаться, взглянуть в его глаза своим чуть всполошенным взглядом, ища объяснение. Привычное желание сохранить свою свободу, заставляло сопротивляться таким словам, требовало возразить и Берт, наверняка в другой момент бы возмутился, но… только не сейчас, не в этот момент, когда желание принадлежать ему было таким сильным.
- Забираю… забираю… мой… мой… - страшные слова эхом отзывались в его голове, но сейчас вампир на миг возненавидел себя за то, что пугая его, они находили согласный отклик.
- Ваш, - неслышно прошептали его губы, чувствуя влажные горячие прикосновения к своей шее, укусы на плечах – чуть болезненные той самой сладкой болью, что лишь будоражит, дразнит чувства…
Альварес толкнулся в него, и Берт замер, пытаясь вновь расслабиться, принимая его в себя, ощущая как горячая и влажная ладонь, обхватила его член. Шумный вздох, несостоявшийся всхлип, сорвался с его губ. Взгляд на мужчину, что прикрыл глаза в наслаждении, решал абсолютно все.
- Хочу, - прошептал он совсем тихо – не требование, а робкая просьба, признание, что переворачивало собственную душу, заставляя немного смущаться, чуть бояться и желать всего происходящего. Он хотел этой сладкой боли, хотел ласки и наслаждений, хотел дать ему все, что мог, и, упиваясь его наслаждением, получить не меньше.

Габриэль Альварес

Мало- помалу задний проход вампира разработался, и двигаться стало легче, но он по – прежнему оставался обалденно узким и горячим. В глазах Берта читалось, что ни одно слово или действие Габриэля не оставляет его равнодушным. Прикосновение губ к руке расценивалось Альваресом как признак высшего благоговения и подчинения. Он уже сам не смог бы ответить отчего как набат стучит сердце: от физических усилий, желания или нехитрый жест запустил его с новой, бешеной силой. Покрывая все, до чего дотягивался спонтанными поцелуями, волк продолжал ритмично двигаться, поглаживая его член, растирая большим пальцем тугую головку. Сладость познания незнакомого тела, все их совместно прожитые эмоции переплелись, и Габриэль уже не понимал, как он жил без этого раньше. Обычно задумывающийся о мелочах, просчитывающий варианты исхода, сейчас он не думал, что будет потом, когда они перестанут быть единым целым. Сейчас Габриэль наслаждался сексом, раскрашенным зарождающимися чувствами и впервые за долгое время знал, что до сих пор жив.
Не выпуская член мальчишки из пальцев, оборотень свободной рукой нащупал ремень и ловко вытянул его из брюк. Не переставая двигаться, он тихо позвал вампира, заставляя сконцентрировать внимание на словах:
- Берт…Берт
Габриэль показал ему широкий кожаный ремень, с искусно выполненной из белого золота пряжкой:
- Немного асфиксии… это не больно.
Оборотень прекрасно отдавал себе отчет в том, что собирался делать - недостаток кислорода насыщает до предела кровь адреналином, одурманивая мозг, завышая во сто крат мгновения сладостного напряжения. Альварес не стал ждать положительного ответа: что-то подсказывало, что сегодня ему можно всё. Он приподнял голову Берта и обернул ремень вокруг шеи, просунув полотно кожи через пряжку. Получилась импровизированная удавка со свободно скользящей петлей.
- Не бойся, мой хороший…- прошептал вампиру в губы, накручивая ремень на левую руку. Совсем не туго, просто давая почувствовать его наличие на горле. Вот так. Габриэль поймал и без того затрудненное дыхание Берта и, хрипло выдохнув, ускорил темп.

Берт

Хотелось стонать и рычать от прикосновений мужчины, его пальцев, что ласкали член, от его глубоких проникновений и толчков внутри, которые вместе с болью, что уж в разы стала меньше, сплетались с наслаждением. Его тело желало всего, что только можно, изгибаясь, и, готовое, едва ли не стонать, чутко реагируя на любое касание Габриэля, на его поцелуи, что свободно гуляли по его телу, обжигая, успокаивая, дразня. Таких эмоций, чувств и откровений собственного тела и его стремлений он не испытывал раньше никогда. И сейчас то, что творил с ним Альварес, было прекрасно. Словно тело Берта – было музыкальным инструментом, что прекрасно звучит в руках профессионала.
Желание, наслаждение, близость…
Он не сразу заметил в руках мужчины ремень. Не испугался, лишь подумав о том, что Габриэль решил вновь «разукрасить» его тело. К этому Берт был готов – знал, что выдержит, а таком своем состоянии, когда желаешь всего и сразу, даже порка, наверняка, покажется лаской. Только ошибся.
Асфи… что?
Слово было ему не знакомо, но оно и не слишком волновало – оборотень обещал, что ему не будет больно и вампир, доверяющий сейчас себя Альваресу целиком и полностью, поверил ему, не задумываясь. Все, что угодно… Он даже улыбнулся, когда мужчина с ремнем в руках потянулся к его лицу, к голове, приподнимая ее, и только тогда, когда шею обвила лента толстой кожи, чуть натягивая и сдавливая горло, Берт чуть дернулся, волнуясь. Пару лет назад, не так уж и давно, он безумно боялся замкнутого пространства, боялся задохнуться и, пусть, после становления он кое-как избавился от своей фобии, сейчас было страшновато. Его хрупкое горло находилось в чужих руках, в руках оборотня, что одним движением руки мог стянуть его до звезд в глазах, до темноты, перекрывая дыхание. Страшно… И, как не стремился Берт успокоиться полностью, его пальцы скользнули по собственной шее, цепляясь за кожу ремня – не пытаясь сорвать его, лишь только чувствуя, словно так он мог бы контролировать удавку на своей шее. Самообман, но самообман чуть успокаивающий, хоть и не способный заглушить волнение, беспокойство, страх, что с силой выплеснулся в кровь в тот самый момент, когда Берт почувствовал нехватку воздуха. Ремень плотно сжимал горло, держал его, не давая дышать свободно, но и не пытаясь задушить.
Пока еще не пытаясь, – паническая мысль, промелькнувшая в мозгу, заставила заколотиться сердце, лишь еще быстрей разгоняя кровь и странным образом разгоняя желание. Собственное возбуждение, казалось, достигало своего предела. Тихий всхлип, а затем и стон вырвался из его груди… еще и еще. Так хотелось остановить это безумие, но еще больше – продолжить.

Габриэль Альварес

Трогательный и беззащитный жест удавленника, пытающегося просунуть руки под веревку, спускающуюся с перекладины виселицы. Ничто так не переполняло оборотня до краев, как ощущение власти над чужой жизнью. Вскинутые рефлекторно руки- ничем непримечательная мольба, заставили всколыхнуться тягучий комок сладкой ноющей боли за грудиной Альвареса. Можно было сказать, что там, где сходятся ребра, затрепетали сотни бабочек, но были тотчас раздавлены тяжелой волчьей лапой. Немного судорожно выдохнув, пропуская приторный трепет через натянутые нервы, Габриэль склонился, захватывая губами кожу над ремнем, и, описав бедрами полукруг, вошел так глубоко, что сам не сдержал прерывистый стон. Мальчишка всхлипывал, не переставая, дразня и без того взведенного оборотня; каждый толчок стал глубже и резче, будто Габриэль хотел добраться до его сердца. Он дернул ремень и присосался к губам Берта, желая утолить жажду из его стонов и хрипов. Мир оборотня потерял четкие грани, концентрируясь лишь на органах осязания: он чувствовал острое удовольствие, растекающееся от головки, слышал стук сердец, различал сладковатую испарину вампира и свой мускусный пот. Без участия мозга, рука сама собой контролировала натяжение, давая Берту передышку и снова повергая в пучину удушья. Габриэль чувствовал, как сжимается от страха сфинктер вампира, вырывая из горла волка рычащие стоны. Сейчас он бы сделал для парня все, любую безрассудную глупость. Продолжая свой бешеный трах, синхронизированный с уже почти летающей по члену вампира рукой, мужчина снова и снова безжалостно терзал его губы, кусая в кровь и разбивая свои собственные о клыки. Что ты делаешь со мной, малыш? Он хотел быть нежным, но не умел, хотел, чтобы этот юный вампир запомнил его навсегда и чтобы хотел быть с ним снова и снова… только с ним.
- Смотри, смотри на меня…я хочу увидеть… всё…я хочу, чтобы и ты запомнил всё…меня- с трудом выговорил оборотень, уже захваченный ощущениями и эмоциями, разрывающими мозг на куски. Он и сам не отводил и не прятал сумасшедший взгляд, полный неистовой страсти, и сжатые плотно губы, чтобы не выпустить лишний стон. По тому, как содрогалось тело оборотня, было понятно, что скоро он отпустит от себя остатки разума… в голове еще крутится молитвой мысль: осторожнее, осторожнее, осторожнее. Он стремился поймать момент, когда сексуальное напряжение достигнет предела и тогда захлестнуть ремень, чтобы усилить и продлить ощущения Берта, насладиться ими и запомнить, как прекрасный ночной кошмар.
- Не закрывай глаза...

Берт

Мужчина склонился к нему, касаясь губами его шеи, его кожи над ремнем, что плотно держал и сжимал его горло, и Берт, убрав свои руки от «удавки», обнял Габриэля. Его руки обвили оборотня за шею, цепляясь за него, словно хватаясь как за свое единственное и последнее спасение. Страшно, жутко страшно и приятно. Адреналин бил по мозгам, по чувствам и ощущениям, усиливая их во стократ, а жесткое и глубокое проникновение мужчины в него, буквально сводили с ума, вырывая чуть хриплые стоны. Габриэль целовал его, нет, пил с его чуб все эмоции – страх, боль, наслаждение, уже долгие приглушенные стоны с каждым движением в нем. Губы в губы…
Ремень затянулся туже и Берт выгнулся, инстинктивно пытаясь добыть себе свободу, но безуспешно – лишь только руки вернулись к собственному горлу, отчаянно хватаясь за ремень, царапая короткими ногтями его кожу, а затем и собственную шею, неосознанно пытаясь добыть себе еще воздуха. Испуг плеснул новой мощной волной, подгоняемый толчками мужчины, его члена, его рук, что дарили безумное наслаждение – до дрожи в теле, до боли, до безумно ярких огоньков под кожей, устремляющихся внутрь и вспыхивающих внутри пожаром.
Берт пытался слушать голос и слова мужчины, что приказывал ему. Он старался смотреть ему в глаза, но взгляд уже не был четким – чуть рассредоточенным, не внимательным, но отражающим все его эмоции и ощущения. Вампир уже не пытался с ними справиться или почувствовать каждое по отдельности – он принимал все сразу, все это безумное великолепие, отдаваясь ему на растерзание.
Иногда хватка ремня становилась сильней, перехватывая его дыхание, заставляя невольно чуть слезиться глаза, хватать ртом воздух, вновь царапать собственное горло, панически пытаясь спастись. Иногда она ослабевала, и тогда Берту хотелось перевести дух, отдышаться, прикрыть глаза, но и этого он не мог сделать… Не закрывай, не закрывай глаза, смотри… Он слушался мужчину уже не раздумывая, словно тот приказывал не ему, а управлял тем, что ему принадлежит. Это было как само собой разумеющееся. Ослушаться невозможно… даже мысли не возникнет, как бы тяжело и не было.
Хриплый вскрик и волна наслаждения захлестывая его, заставив изогнуться, замереть на миг и сжаться, чуть двинув бедрами, желая насадиться на член своего мучителя еще глубже, еще сильней, получить такую порцию боли, которая бы перебила и подстегнула бы то сладостное наслаждение, овладевавшее его тело, дурманящее разум.

Габриэль Альварес

Берт подсознательно пытался выбраться из петли и тут же доверчиво обнимал. Он весь состоял из противоречий: гордый и покорный, застенчивый и страстный, робкий и смелый - именно это в нем и подкупало Габриэля, вкусившего немало особей мужского пола всех возрастов. Оборотень знал, что вампир верит ему, и отчаянные попытки цепляться за бессмертную жизнь провоцировали оставить о себе яркое, как сверхновая, впечатление.
Все поведение мальчишки сообщало о приближающейся разрядке, он сделался еще уже и жарче, и его мучительные вскрики, и немая мольба вставить еще глубже... Здесь главное- не испугать, не отпугнуть.
- Не бойся, ты в моих руках, - тихо оброненный приказ, в последней попытке держать себя в руках. Это могло значить – теперь ты в моей власти и с таким же успехом - я о тебе позабочусь. В руках…в руках… зачем удавка? Мужчина, отпустил ремень и накрыл ладонью горло любовника, перекрывая мягко трахею. Нельзя сжимать пальцы, иначе хрустнут тонкие шейные позвонки, и очарование момента исчезнет навсегда. Ладонь смотрелась живописно, она закрывала все пространство, большая и крепкая- такой легко душить. Габриэль уловил под кожей мальчишки биение пульса, теперь это их общий ритм существования. Продолжая медленно, но верно перекрывать доступ к кислороду, он не отрывался от глаз Берта в ожидании, что же произойдет скорее: начнет он вырываться или расслабиться. Раскаленная волна одержимости отразилась вспышками в глазах волка, это было видно даже по тому, как подернулось все его тело, но рука, сжимающая горло, оставалась неподвижной. Он выпрямился, насколько возможно, чтобы его малыш чувствовал каждый сантиметр волчьей страсти. Ритм движений его бедер приобрел четкость, Альварес долбил вход с такой силой, что шлепки бедер о зад вампира эхом отражались от потолка. Давай, малыш, еще немного. Еще несколько жестких фрикций – последняя капля в заполненной до краев чаще накопившегося кайфа, - и оргазм , брошенным в воду камнем, разошелся мощными кругами по потному телу, заставляя его вздрагивать неконтролируемо и крупно.
- Берт,- процедил Габриэль сквозь сжатые зубы, выталкивая спазм из горла, изливаясь густым семенем в нутро своего избранника. В те секунды для него не существовало ничего, кроме дергающегося члена, извергающегося вулканом в тугих кольцах запредельного жара.

Берт

Тело ныло, горело, стонало, переполненное желанием, став предельно чувствительным к любому прикосновению, отзывающимся безумным удовольствием, подстегиваемым собственным страхом, боязнью удушения и недостатком кислорода, что насыщало кровь адреналином. Острые, острые эмоции и ощущения. Габриэль чувствовал его и Берт это осознавал где-то на уровне подсознания, интуиции. Сейчас они сплетались вместе – тела и эмоции, одни на двоих. Сдавленное горло и легкое головокружение не заставило себя долго ждать, явившись, и чуть отрывая от реальности. Сердце громыхнуло так, словно собиралось пробить грудь и выскочить наружу. Попытка вздохнуть и воздух ворвался в его легкие, до одури насыщая кислородом, когда мужчина ослабил ремень. Но тут же свобода и воздух вновь ограничились – крепкая ладонь легла на его горло, понемногу сдавливая. Кажется, это было последней каплей, что возбудила на столько, что казалось можно просто рехнуться, от бешенного желания, захлестывающего его. Его ладонь накрыла ладонь мужчины в жесте мягком и теплом, словно отдавая ему свои чувства и эмоции. Не пытался оторвать ее от своего горла, не пытался вцепиться, просто неосознанно соединялся с ним. Он невольно успокаивался, доверяясь – теперь, мужчина прикасаясь, держа в ладони его жизнь, словно обозначал его, Берта, абсолютную принадлежность ему… Только вампир чувствовал и другое – Габриэль принадлежал ему тоже. Пусть только сейчас и принадлежность эта хрупкая, но все же.
Внутри было больно и сладко, хотелось еще и еще, до одурения, не жалея себя самого – тело уже не починяется разуму, настойчиво требуя свое. Не знал, что будет потом, как отзовется его тело после, но это сейчас не имело никакого значения. Свободная рука рванула вниз, вытягиваясь на кушетке вдоль тела, в неосознанном желании – то ли остановить, то ли прикоснуться к бедрам мужчины, что в диком темпе приносили мучительное наслаждение. Толчки внутри – сильные и решительные, безумные, дарящие то состояние, когда перед глазами расплывается все... и воздуха уже не хватает на столько, что уже невозможно терпеть. Он взвыл, едва ли слыша самого себя, чувствуя как внутри разливается пожар, несется сладким огнем в крови по его венам, заставляя тело выгнуться в сладостной агонии, дрожать. Мир вспыхнул яркими красками перед глазами и Берт вновь вскрикнул, а затем отозвался тихим рыком, кончая, погружаясь в пучину наслаждения, захваченный в безумный плен оргазма.
Словно издалека он слышал свое имя, сорвавшееся с губ оборотня и отозвался лишь тихим стоном, едва ль способный говорить сейчас что-либо. Этот голос будоражил его, усиливая во сто крат свои ощущения, смешиваясь с эмоциями мужчины и, казалось, не будет конца этой прекрасной муке, что взорвала разум и дарило свое откровение телу.

Габриэль Альварес

Габриэль продолжал двигаться, давая себе и партнеру полную разрядку, ловя послевкусие бурного оргазма. В его ушах еще стояли крики Берта и невольно вырвавшееся имя из собственных уст. Он усмехнулся самому себе:- Ты бы еще мамочку позвал, волк.
Тяжело вздохнув, он ослабил ремень и, вытянув кожу из крепления пряжки, просто бросил его на пол. Альварес обнял вампира, наваливаясь потным телом, размазывая по своему животу чужую сперму, не обращая на влажность внимания и не брезгуя. Запустив пальцы в волосы Берта, Габриэль легко мог представить, что он дома, в Картахене, и рядом с ним не какой-то уличный безвестный мальчишка, уже повидавший на своем коротком веку, а его личный раб, воспитанный и испорченный своими руками, готовый любить вечно и отдать за волка свою жизнь. Несмотря на такие мысли и неожиданно нахлынувшее сожаление, оборотень продолжал перебирать слипшиеся пряди, чувствуя, как кишка вампира выталкивает его опадающий член. Коротко скользнув по губам Берта, мужчина поднялся, мышцы немного ныли, и внутри тела ощущалось усталое дрожание. Ему хотелось в душ и спать (увы, он был всего лишь самцом), но оборотень был доволен парнем и что-то подсказывало не сваливать грубо, бросив тут его одного, избитого и опустошенного. Колумбиец, рассеянно взъерошил свои волосы, провел пятерней по лицу, разгоняя истому и, накинув сорочку, повесил шарфом на шею ремень. Он все еще хранил их общее тепло. Время вокруг замедлилось, словно давало явственнее ощутить пробивающиеся сомнения в реальности происходящего. Волк не был джентльменом ни по рождению, ни по воспитанию, ни по внутренней сути, но он умел брать на себя ответственность за тех, кто ему доверился.
- Я хочу, чтобы ты пошел спать ко мне…хочу, но не приказываю,- произнес Габриэль, снова предоставляя выбор мальчишке. И протянутая широкая ладонь к случайному любовнику, говорящая: хватайся, я помогу тебе встать, если нужно и поведу, если захочешь.

Берт

Краски в глазах уж потускнели, и быстро угасал безумный фейерверк эмоций и чувств, оставляя за собой усталость и пустоту. Все было хорошо, прекрасно и заканчивалось не менее замечательно. Он чувствовал, как его шея освободилась от кожаной удавки, чувствовал, как мужчина навалился на него своим телом, как вновь саднящей болью отозвалось сокращающееся кольцо мышц, плотно обхватившее член оборотня.
Прикосновение к голове, к волосам – такое нежное и осторожное, ласковое, как и любил Берт, да поцелуй на губах, что оставил Габриэль, прежде чем отстраниться он него, были завершающим штрихом в картине чувств. Больше не было уж ничего. Не хотелось уже ни ласк, ни прикосновений – сейчас они, наверное, только раздражали бы и парень перевернулся на бок, оставшись лежать не кушетке. Было спокойно и тихо и, будь его воля, он оставил бы все как есть – молчал бы, уснул бы прямо здесь… или просто закурил бы. Хорошо, спокойно, счастливо…
Опомнился лишь когда мужчина заговорил и протянул ему руку. Было в этом жесте что-то такое, от чего захотелось вновь прикоснуться к нему, сжать его крепкую ладонь и не отпускать долго-долго, чувствуя ее тепло и силу мужчины, что рядом. Взглядом он скользнул по фигуре Габриэля, уже облаченного в одежду, будто и не было ничего… да, все же, было.
Берт приподнялся на кушетке, садясь на нее, ощущая саднящую боль между ягодиц и влагу семени мужчины – коварное и развратное ощущение тихого удовольствия. Он вложил свою ладонь в ладонь мужчины, с трудом удерживаясь от вдруг нахлынувшего желания прикоснуться к ней губами и, придерживаясь, поднялся на ноги. Чуть покачнулся, лишь сейчас ощутив собственную слабость и приятную истому, что все еще робким отзвуком звучала в его теле.
- Спасибо, - прошептал он, не способный говорить громко.
Несколько мгновений он стоял, глядя на Габриэля, испытывая странные ощущения от контраста близости собственной наготы с одетым мужчиной. И снова молчал, боясь нарушить тишину. Затем выпустил ладонь из его руки и сделал несколько не слишком устойчивых шагов к своей одежде, что лежала неподалеку. Достал из кармана брюк салфетку, промокнул ею интимную влагу на собственном теле и оделся – идти в таком виде по коридорам Цитадели не было никакого желания. Рубашку застегивать не стал – это уж совсем не важно, и снова подошел к Габриэлю. Эту ночь он проведет в его апартаментах – и дело вовсе не в том, что домой идти слишком далеко, особенно в таком состоянии. Просто хотелось быть с ним, быть рядом и закончить этот день так, как того подсказывали собственные желания.
Хотел его сейчас просто обнять, да отчего-то не посмел, словно что-то не позволяло ему поступить своевольно, словно что-то требовало его разрешения, а просить сейчас и спрашивать, совсем не хотелось.
- К вам… - вновь прошептал он, приблизившись к мужчине, чтобы уйти вместе с ним.

Габриэль Альварес

С улыбкой, затаившейся в уголках губ, вервольф наблюдал за осторожными сборами Берта. Больно, малыш? Потерпи. Габриэль осторожно сжал его ладонь пальцами, прямо встречая взгляд. Оборотень смотрел изучающее: мальчик снова стал робким, он будто стеснялся того, что недавно произошло. Я бы мог отнести его на руках,- промелькнуло в голове Альвареса; вампир едва стоял на ногах. Ладонь выскользнула легко и быстро; Габриэль не стал удерживать. Пытаясь скрыть замешательство, он потер пальцем губы. За что спасибо? Мы сделали это вместе.
Мужчина терпеливо ждал, когда Берт заканчит одеваться, затем поистине отеческим жестом поправил воротничок сорочки вампира- ненужное действие, завуалированное проявление… чего-то. Мысленно Альварес уже представил, как в ванной, полной горячей и душистой воды, Берт ляжет спиной на его грудь, а он будет лениво делать вид, что моет это стройное тело. И ночью будет все так же обнимать его, прижимая к своей горячей коже. А утром…
Волк закинул руку ему за шею, притягивая и оставляя на лбу вампира ласковое прикосновение губ.
- Пошли,- тихо скомандовал Габриэль, выводя Берта из комнаты развлечений, продолжая поддерживать или просто обнимать рукой за плечи..
>>> Апартаменты Альвареса.

@темы: ролевые

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Моя виртуальная проекция.

Майко Андара.
Birth Date: July 25, 1980
Birth Place: Sao Paulo-Brazil
Hair: Brown
Eyes: Green/Brown
Height: 188 cm/6'2
Biography: Maiko Andara was born in Sao Paulo, Brazil. As a lanky, dark-haired teenager he was a basketball fanatic and dreamed of joining the NBA.
Eight years ago, he was named one of the 50 Most Beautiful People on the planet by People Magazine. Не могу не согласиться) Discovered while rollerskating on Venice Beach by photographer Barry King in 1998, he is the first male model ever to grace a magazine cover: Harper's Bazaar Since then he has been featured on more covers and appeared in more magazines and been shot by more lensmen than any other male fashion model in the history of the industry While it may surprise those who only know him through his photographs, Maiko is a genuinely nice guy an almost universally held impression. Maiko is to be simple: The Supermodel Beautiful Man but behind all this hides something even more beautiful. He's very close friend with "Ignacio Valenti" and they are a huge combination for Armani's campaigns or anyother great campaign too.

Обычно мне не нравятся мужчины модели: в них нет жизни, они похожи друг на друга, как дождливые дни. Их лица непроницаемы, все тот же взгляд, устремленный вдаль, тронутые презрительной улыбкой губы, они просто картинно красивы. На это фото я запал с первого взгляда. Соигроки спрашивали моего персонажа о печали в глазах, смутно чувствуя, что за усталым и спокойным видом кроется трагедия вселенского масштаба. Были и такие, кто сказал: мужик никакой. На мой взгляд, это тоже хорошо, не выношу сальную похотливость в глазах, чрезмерную сексуальность и смазливость. К слову сказать, среди фотосетов Майко мне самому нравится от силы фотки четыре... пока... лет через 10 я скажу, что он идеален)

@темы: ролевые

---

Мало- помалу задний проход вампира разработался, и двигаться стало легче, но он по – прежнему оставался обалденно узким. В глазах Берта читалось, что ни одно слово иди действие Габриэля не оставляет его равнодушным. Прикосновение губ к руке расценивалось Альваресом как признак высшего благоговения и подчинения. Он уже сам не смог бы ответить, отчего как набат набат стучит сердце- от физических услилий, желания или нехитрый жест запустил его с новой, бешеной силой. Покрывая все, до чего дотягивался спонтанными поцелуями, волк продолжал ритмично гладить его член, растирая большим пальцем тугую головку. Сладость познания незнакомого тела, все их совместно прожитые эмоции переплелись, и Габриэль уже не понимал, как он жил без этого раньше. Обычно задумывающийся о мелочах, просчитывающий варианты исхода, сейчас он не думал, что будет потом, когда они перестанут быть единым целым. Сейчас Габриэль наслаждался сексом, раскрашенным зарождающимися чувствами и впервые за долгое время знал, что до сих пор жив.
Не выпуская член мальчишки из руки, оборотень другой нащупал ремень и ловко вытянул его из брюк. Не переставая двигаться, он тихо позвал вампира, заставляя сконцентрировать внимание на словах:- Берт.
Габриэль показал ему широкий кожаный ремень с искусно выполненной серебряной пряжкой:
- Немного асфиксии… это не больно
Оборотень прекрасно отдавал себе отчет в том, что собирался делать, контролируя дыхание - недостаток кислорода насыщает до предела кровь адреналином, одурманивая мозг, завышая во сто крат мгновения сладостного напряжения. Альварес не стал ждать положительного ответа, что-то подсказывало, что сегодня ему можно всё. Он приподнял голову Берта и обернул ремень вокруг шеи, просунув полотно кожи через пряжку. Получилась импровизированная удавка со свободно скользящей петлей.
- Не бойся, мой хороший…- прошептал вампиру в губы, накручивая ремень на левую руку. Совсем не туго, просто давая почувствовать его наличие на горле.

---

ЦЗ

Цитадель зла- это именно то, что я хотел. Я пока ни хрена не оборотень, на серебро не реагирую, но вливаюсь, и мой перс мне нравится. Мне нравится, что все рабы готовы к насилию, а некоторые и мечтаю о нем. Я увлечен, опять ложусь спать не раньше 4 утра. Все же я садист и Дом, как я мог отказываться от этого. Во истину полгода убиты не понятно на что.
Доминик
Уловил его слова и посмотрел на мужчину уже более откровенно, без опасений.
Настоящий господин? Тот, кто не станет делать то, что претит двоим в одной кровати? Редкость в стенах Цитадели.
Я мысленно ликую: Да! ДА. Это я! *смеется* именно им я и пытаюсь быть в этом скопище маньяков)
Минус в этой игре один- наличие женских персонажей, с их жутким кокеством. Женщина, отыгрывающая женщину...*предернуло*
Доминик... наверное, он нежен и послушен))

@темы: ролевые

---

Средневековые орудия пыток

www.baku.ru/frmpst-view.php?all=1&frmpst_id=886...

---

Анкета на Цитадель зла

Зарегистрирован 27 августа 2011

Анкета

1. Имя, фамилия (сюда же прозвище, если таковое имеется)
Габриэль Альварес

2. Возраст и раса (Человек, оборотень или вампир. Во втором и третьем случае пишем не возраст, а на сколько лет выглядит персонаж)
193 года; выглядит на 35; вервoльф

3. Внешность (самое основное)
Габриэль - крупный и привлекательный мужчина, волею судьбы не похожий на своих соотечественников-колумбийцев прошлого века. Волосы темно русые, почти черные, коротко стриженные, всегда аккуратно уложены. Его благодушно-невозмутимый вид подчеркивают: спокойный взгляд карих глаз, твердый подборок и мягкая линия губ. Движения его четки и размеренны, словно весь его облик убеждает вкрадчиво и тихо: доверься мне.

4. Характер, сюда же ориентация (не менее 5 строк)
Спросите сто человек, и каждый ответит по- разному. Кто-то готов целовать ему ноги, кто-то не раз пытался убить. Сам себя он считал положительным, умным, наделенным юмором, здоровым цинизмом и волчьей хваткой. Приближенные считали его народным героем, помогающим бедным; жестким, но справедливым. Положа руку на сердце, оборотню давно стали чужды яркие проявления человеческого характера. Пока в его империи работал каждый винтик, он с ленивым довольством наблюдал за процессом. Отрицательные эмоции – зло, поэтому мужчина оставался уравновешенным, даже когда убивал неугодных или врагов. Он будто подпитывался эмоциями у окружающих: ненавидел тех, кто ненавидит его, так же раздавал и привязанности. Испытывая страсть к насилию, Альварес не получал наслаждение, пытая конкурентов или отрезая руки у мошенников. Садизм был для него частью сексуальной игры, а боль - наградой за хорошее поведение. Бархатный садист - в прекрасном смысле этого слова, он получал удовольствие от причинения боли и с не меньшим удовольствием наблюдал сабспейс у саба. К своей собственности всегда относился внимательно. Ему не слишком нравился сам процесс воспитания, Габриэль предпочитал уже вышколенных рабов, для которых и ласки, и подзатыльники - все хорошо, лишь бы Хозяин не игнорировал.
Ориентация: гомосексуалист, актив садист, Доминант.
Фетиш: слезы.
Не выносит: хамство, панибратство, развязность, длинные волосы.

5. Биография и род занятий, если таковое имеется (Сюда же, как попал и сколько времени находится на острове. Не менее 20 строк. Но пожалуйста, не 20 строчек сухого текста. Проявляйте фантазию, господа)

Некогда безродный мальчишка, родившийся в 1816 году в убогой колумбийской деревне близ Медельина, а ныне основатель кокаинового маршрута и глава картахенского картеля Габриэль Альварес. Ему никто не говорил, в какой день он появился на свет, поэтому за отсчет он взял свое второе рождение - 14 декабря. Альварес поставлял дичь к столу благороднейшего испанского дона Пабло де Ла Барка, когда нечто мощное сбило его с ног. Очнувшись уже ночью, мужчина дополз до дома и в ближайшее полнолуние на свет появился зверь. Расценив превращение, как несомненную удачу, деревенщина – а именно им и был Габриэль в ту пору - стал накапливать жизненный опыт, особо не высовываясь, но неумолимо богатея, не гнушаясь воровством, вымогательством и обманом. Вскоре он знал, что людям нужно немного: деньги, любовь и удовольствия. И есть лишь одно удовольствие, за которое всегда нужно платить - наркотики. Габриэль, собственными глазами наблюдавший процесс трансформации кокаина от панацеи до запрещенного препарата, к середине ХХ века четко определил стратегию своего обогащения. Будучи не отягощенным глубокими моральными принципами и оставаясь – в некоторой мере, разумеется- человеком, оборотень тоже хотел денег, любви и удовольствий.
Начав, как владелец нескольких плантаций коки, через сорок лет Альварес перехватил у чилийцев массовое производство кокаина и превратил его в высокодоходный бизнес, небезосновательно предрположив, что кокаин станет самым фешенебельным наркотиком. Синдикат походил на волчью стаю, где все жили ради одного существа- Габриэля, и на правах альфа- самца он черпал оттуда любовь. А удовольствие ему доставляли: антиквариат, хорошее вино и послушные мальчики. Нет, Габриэль никогда не употреблял наркотики, хотя ему они и не могли навредить, в этом было что-то профессиональное.
- Друг мой, - пояснял он, перебирая локоны сидящего у его ног парня,- гинеколог же не будет трахать своих пациенток, это неэтично.
Этой немудреной фразой он объяснял свое отношение к наркотикам, может, у кого и возникали вопросы: а если бы ты был поваром, так не ел бы, что ли? Но хватало ума не спрашивать. Правил Альварес железной рукой, впрочем, к своим людям наркобарон был справедлив, раздавая по заслугам удары кнута и пряники. Устав от устоявшегося быта и непосильных трудов Габриэль приехал в Цитадель позавчера по приглашению Дамиана, с которым имел исключительно деловые связи.

@темы: ролевые

---

Жизнь одна на двоих
была.
Я в твоих руках
замерла.
Я любовь с твоих губ
пила.
Теперь нашей жизни труп
остыл
Кто раньше был люб
не мил
Всё также стихи пишу
не тебе,
И тобой не дышу
во сне.
Тот же забытый мотив
одна
Раньше жизнь на двоих
была.

***
Среди тысяч неузнанных лиц,
Разминувшись с друзьями в дороге
Перед кем-то мы падаем ниц,
Как всегда забывая о Боге.

Жизнь проходит, пустой чередой
Дни несутся, уже не догонишь
Всё вокруг заросло лебедой
Все обиды не похоронишь.

Сколько судьбой нам отмеряно жить?
Поздней ночью сегодня не спится,
Только успеть бы, успеть всех простить
И со всеми успеть проститься.

Из букв не сложить слова
Упрямо хотят остаться
Где-то в конце пера,
Чтобы не признаваться
Нетронутому листу
Не выдать случайных мыслей
Они и так прорастут
В пути превращаясь в числа.
В итоге остануться даты
Две даты через тире,
А между ними когда-то
Был кто-то счастлив вполне
А может он ошибался
Или она не права
А может быть испугался
Буквы сложить в слова.


Забвение-
Утешение
Считаю минуты
Утром проснусь
Разорваны путы
Сердца , сковавшее грусть

Помутнение-
Опьянение
Твоими руками
Голосом и улыбкой
Не увидеть глазами
Будущее – ошибка

Просветление-
Воскресение
Из мрака утраты
Бездушия
Хороша плата
За равнодушие

Преступление-
Искупление
Слезами и кровью
Смыть отпечатки
Вырезать болью
Чувства - загадка

Сожаление-
Откровение
Жду той минуты
Утром проснусь
Разорваны путы
Жду и боюсь.

Моё дыханье не ловил
и сердца стук не слышал
И мне не жаль, что не любил...
Нет жаль.... я вру... так вышло.
И ведь никто не виноват
Любовь сломала крылья,
Встречаясь в жизни невпопад
И покрываясь пылью
А я хотела подождать А мне хотелось
И даже дверь открыла
Когда пошла её встречать
Зачем звала, забыла.
Дышала тихо для себя
И так же сердце билось
И я любила не любя,
Но так и не открылась
И занавески раздувал
Холодный влажный ветер
Я слушала, как ты дышал,
А ты и не заметил.

---

Чур меня!

Спаси меня Бог от кавайных няшек. Их надо истреблять как класс. Откуда они берутся? Если ты додумался до того, что тебя можно ебать в зад, так делай это как мужик! 7 месяцев со стонущим бревном, мечтающем о розовых соплях и романтических плаваниях в океане под луной. Но мы же, мать твою, в ответе за тех, кого приручили. Я его бросил и не чувствую никаких угрызений совести. Из всего надо делать вывод. Мой: НИКОГДА БОЛЬШЕ!!!

@темы: my life

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра