Отыгрыш с Бертом. Жестокий флуд. Часть 2.

[Astrolabio]

Берт

Он чувствовал прикосновение пальцев мужчины к своему затылку, касающихся узла на его повязке. Затянет плотней или развяжет? Берт не шелохнулся, не напрягся, лишь вслушивался в действия Габриэля, желая доверять ему, но все еще немного опасаясь. Каждое – как ответ, и вампир, открывшись этим «словам» был готов их слушать и принимать или, вновь ошибившись в нем, закрыться.
Развязал. Повязка тихо и неспешно упала на пол, скользнул по его телу, задевая, и Берт на секунду зажмурился, прикрывая глаза от неяркого света, которым была заполнена комната. После темноты свет чуть раздражал глаза, но вампир почти сразу же открыл их, встречаясь со спокойным взглядом Альвареса. Ни ненависти, ни уже тем более злости… Вампир смотрел на него внимательно, долго, немного взволнованно и чуть виновато, пытаясь отыскать в его глазах что-то важное, теплое.
Его губ коснулось горлышко бутылки, предложенной мужчиной, и Берт припал к ней, осторожно глотая воду, не отрывая взгляда от Габриэля. Он едва ли чувствовал как жидкость, местами расплескавшись, бежит тонкой струйкой по подбородку, спускается на шею и пытается перебраться на грудь. Только не этого сейчас хотелось по-настоящему. Хотелось этих маленьких, почти незаметных заботливых жестов, этих взглядов, что не наполнены злостью или раздражением, хотелось быть уверенным, что можешь доверять ему и, в конце концов, довериться.
Благодарить за воду не стал, лишь едва заметно кивнул ему благодарно. Говорить что-либо совсем не хотелось.
Двумя тихими щелчками открылись наручи, что удерживали его руки, его тело и Берт, неожиданно освобожденный, не успев опомниться, оказался на руках у мужчины. Даже толком и понять ничего не успел, только сердце радостно екнуло – освободил, прекратил наказание, подхватил, удержал. Как тогда, унося из гостиной… Так не обращаются с игрушками, так обращаются с тем, кто хоть что-то да значит, кто хоть капельку нужен, о ком хоть сколько, но заботятся. Заботятся... именно это пробивало, вызывало такие чувства, от которых просто хотелось уткнуться лицом в его плечо или грудь, прижаться к нему в поисках такого обычного, но очень важного тепла.
Какой же ты дурак, Берт… просто идиот, - мысленно обругал он себя, припомнив свою злость и нелепые упреки.
Удержался, оказавшись в считанные секунды сидящим на кушетке. Вампир все еще следил внимательно за действиями мужчины – открыто, не пряча своего взгляда. Вот Габриэль отпускает его, убирая руки, вот чуть отстраняется, а вот его губы зашевелились, произнося слова.
От его «простил» стало вмиг теплей, а от просьбы же внутри словно все перевернулось.
- Потерпеть? Чуточку? - взволнованный взгляд вновь устремился в глаза Альвареса, а затем опустился вниз, к полу.
Его просили, у него был выбор и уйти можно было прямо сейчас, но… хотелось ли уходить? Знал точно, что желал быть сейчас с ним рядом, чувствовать его эмоции, мысли и прикосновения, попробовать вновь довериться и снова не ошибиться…. Хотелось дать ему то, чего он желает, то, о чем он просит – не требует, не приказывает, хотя мог бы вполне. Впрочем, кажется, его выбор был уже сделан уже раньше…еще до просьбы Габриэля.
Берт протянул свою руку к Альваресу, устремившись в сторону протянутого ключа, но… не к нему. Большой и указательный пальцы прикоснулись к пальцам оборотня, в точно таком же жесте, будто отмеривая пять сантиметров, а затем осторожно и медленно раздвинули их чуть шире.
Снова взгляд в глаза, едва уловимый кивок головы и слабая, практически незаметная короткая улыбка на губах, что исчезла, едва появившись.
- Я хочу остаться, - проговорил он очень тихо, но тем не менее четко и решительно, выделяя каждое слово, ведь каждое из них было важно.

Габриэль Альварес
Остаться… Габриэль выдохнул и поцеловал вампира в губы, жадно, словно мечтал об этом последние сто лет, прихватывая поочередно мягкие губы, пробираясь языком внутрь. В этой ласке не было ни одобрения, ни сантиментов, только жажда. Слизав послевкусие, шепнул:
- Ты показал… ровно на десять ударов.
Волк погладил Берта по голове, утешающим длинным движением, и тут же отошел выбрать другой девайс, поворошил рукой по рукояткам - наощупь выбирал. Колумбиец вытащил многохвостку-кошку, ею даже человека не запорешь. Но Берт этого не знал. Габриэль стегнул несколько раз по воздуху, проверяя, хорошо ли она лежит в руке. Хорошо. Помял кожу.
- Потрогай,- протянул вампиру мягкие хвосты,- такими матросов пороли еще в XVII веке. Много дюжин ударов. Когда концы слипались от крови, «кошку» расчесывали… Тебе надо выдержать лишь десять. И обещаю, крови не будет.
Ясный взгляд на вампира, ни тени злого умысла, лишь благодарность и доверие в обмен на доверие. Нет, не в обмен – в дар.
- Ложись на кушетку, Берт, животом вверх, руки за голову. Только не бойся ничего. Есть три стоп сигнала, которыми я люблю пользоваться: красный- стоп, желтый- передышка, зеленый- продолжайте, в простонародье называется "светофор" Я буду спрашивать, не перепутай. Я буду сдержан.
Для Габриэля весь мир сузился до здесь и сейчас, до ты и я, и всего один шаг, чтобы стать... мы.
- Ты готов, Берт?



Берт

На поцелуй сначала не ответил, сдерживая себя, как мог, стараясь не расплескать все те эмоции и чувства, что сейчас бурлили в нем. Чувствовал его губы, их вкус и жажду мужчины, принимая их безоговорочно и только в конце ответил осторожно, чуть устремляясь за его губами, когда он отстранился. Движение короткое, неуловимое, что можно только почувствовать, но не увидеть.
- Десять… – вампир понимающе кивнул и чуть прикрыл глаза, щурясь, лишь гладящая рука мужчины коснулась его головы. Знал бы он как интимно и как дорого такое прикосновение, как подкупает оно целиком и полностью, как важно и как легко делает Берта абсолютно беззащитным, безоружным перед Габриэлем, и, одновременно, защищенным им же. Знал бы, как ценна такая незатейливая ласка.
Он проследил за выбором мужчины девайса и послушно, не без интереса, коснулся пальцами мягкой кожи кошки, словно знакомясь с ней. Страшно не было - лишь легкое, нарастающее волнение в предчувствии того, что должно было свершиться. Тихое напряжение нервов, чуть ослабленное прощением, раскрашенное поцелуем и взбудораженное поглаживанием по голове. Странная, но тем не менее, приятная смесь ощущений.
- Выдержу, обязательно выдержу, Габриэль… - пообещал он мысленно оборотню и самому себе.
Правда, услышав то, как именно надлежало лечь на кушетку, он вцепился чуть испуганным взглядом в глаза мужчины. Животом вверх? Но ведь это так… абсолютно беззащитно, слишком открыто.
Только ведь кто как не он собирался довериться Габриэлю и вручить самого себя в его руки? Ему, такому сейчас спокойному, уверенному, четко объясняющему правила. Испуг ушел так же быстро, как и появился, уступая место тихой уверенности – в самом себе, что действительно выдержит, и, главное, в мужчине, что не даст ему «упасть». Все будет хорошо…
Вновь едва заметная улыбка тронула его губы, и Берт послушно улегся на кушетку, поднимая руки вверх, заводя их за голову.
- Готов, - прошептал он, глядя в глаза оборотня.

Габриэль Альварес

"Нужно немного, чтобы вызвать улыбку, и достаточно улыбки, чтобы все стало возможным". Сейчас его улыбку вызывало стройное тело, какое бывает только у легкоатлетов: стремящееся ввысь, идеально гладкое, необремененное лишним мясом и узлами мышц. Габриэль провел кончиками пальцев по груди вампира, скользнул к ляжкам, разводя их немного шире. Действо походило на ритуал, на какую- то тайную церемонию посвящения, посвящения их обоих. Нагнулся, прижав губами сосок - последняя ласка перед началом, как отзыв-пароль. Оборотень не смотрел в лицо вампира, он сосредоточился на флоггере, ставшим продолжением руки и на вытянувшемся теле на кушетке.
- Будешь считать,- коротко бросил он и, размахнувшись вполсилы, шлепнул по животу.
Вервольф не сказал, что сбиваться нельзя ,и за это положены лишние удары, ...а они бывают лишними? Что нельзя расцеплять рук и еще тысяча мелочей, из-за которых наказание увеличивается многократно. Волк уже получил все, что хотел - свободная сущность осталась, доверилась. Это было главное. Все стало иначе для Габриэля, в каждом свисте -призыв, а в розовом рубце смысл- кратковременна метка... "моё". Взмах- и кожа поцеловала ключицы с обеих сторон. Сила ударов нарастала, это способ выразить, что чувствует садист сейчас. Слышно было, как мужчина дышит, выдыхая с каждым контактом кожи о кожу. Размах- удар по соку. Нет времени, чтобы насладиться его отвердением. Еще удар, и второй ареол сжался, выставив горошину вверх. Вот теперь можно посмотреть, коснуться губами. За грудиной Альвареса уже зазвенела тонкая опасная струна, просыпалось желание стиснуть тонкое тело, чтобы услышать лопающиеся капилляры и царапать свои пальцы обломками его костей. Стоп. Он оперся рукой на край кушетки и попробовал горячие соски на вкус, оставляя влажные дорожки вокруг, лаская твордые выступы языком, думая о том, какими чувствительными они должны стать и возбуждаясь еще сильнее.
- Сколько насчитал, Берт? – спросил он, давая вампиру перевести дух, а себе возможность немного прийти в себя и остыть. Слишком много эмоций. Он прикрыл глаза: раз, два, три, четыре…
- Какой цвет?- внимательно посмотрел в глаза Берта: не испугал ли.

Берт

Кушетка чуть холодила разгоряченное тело, отдавая свою прохладу и мигом пропитываясь его теплом. Берт вытянулся на ней, устроившись достаточно удобно, снизу вверх смотря на Габриэля, и чуть не вздрогнул, когда губы оборотня коснулись его соска – первая невидимая нить тонкой связи. Он легко позволил развести свои ноги. Впрочем, сейчас уж не было «позволил». Его согласия не требовалось – его он дал на все чуть раньше, решив остаться, отдавая себя мужчине.
Первый удар, и Берт чуть вздрогнул, невольно напрягая пресс. Почти не больно – лишь тепло, чуть опалившее, разлилось по тонкой коже на животе. Он принимал удары молча, терпя, пытаясь прочувствовать каждый, слушая свист кошки и дыхание мужчины. Берт невольно прикрыл глаза, зажмурился, когда кожаные хвосты промелькнули у его лица и опалили ключицы, но вновь открыл их, практически сразу. Шумно выдохнул и тихо охнул, стоило кошке быстро, не давая прийти в себя, обжечь его грудь, соски – нежные и чувствительные, что затвердели вмиг от таких «ласк». Удары ощутимей и боль отчетливей впивалась в тело, проникая под кожу, разливаясь тихим пламенем внутри, согревая, будоража и умиротворяя.
Он чувствовал Габриэля, его уверенность, эмоции и, казалось, желания. Не скрылось от него и то, что на миг возжелал Альварес – жестокая жажда крови, боли и страданий. Не скрылось и ничуть не испугало, лишь отозвалось странным радостным чувством. На него откликнулась тьма, что внутри него, словно потревоженная кем-то во сне, подняла голову, осмотрелась и улеглась обратно, предварительно царапнув душу острыми когтями изнутри. Сладостно-томными и болезненными коготками-ощущениями. Все было хорошо, и до странного правильно – и эта боль, и эти эмоции, словно одни на двоих, и губы, и язык, что уже ласкали его соски, тоже были правильными, такими близкими и желанными. С губ Берта сорвался тихий и короткий стон – слишком уж чувственны прикосновения, слишком много эмоций, слишком много желаний.
- Сколько насчитал? Действительно, сколько? – мысли растерянно заметались в поисках ответа, вспоминая. Начинал считать ведь, да потерялся…
- Кажется, шесть, - неуверенно проговорил он, не особо вдаваясь в детали, ведь уверен был, что Габриэль знает сколько - будь то пять, семь или все десять.
- Пошли, пошли как можно дальше, - словно что-то чужое и, одновременно, свое, темное, вновь царапнуло изнутри.
- Зеленый, - проговорил тихо, не задумываясь.

Габриэль Альварес

Вампир все делал чертовски правильно, оборотень не мог поверить, что малыш так тонко чувствовал и пропускал через себя его, Габриэля, желания. Берт, конечно, сбился со счета, они все сбивались…
- Какой быстрый,- улыбнулся, звонко шлепнув по бедру, - всего пять…
На Берта было любо-дорого посмотреть: сошла природная бледность, порозовели не только грудь и живот, но и места, которых флоггер не касался. Альварес буквально любовался им. Дыхание мужчины выровнялось, и, как отдернутая портьера, с глаз сошла кровавая пелена- волк вернул контроль над самим собой.
Зеленый…зеленый
Слишком часто он слышал "зеленый", когда на самом деле был уже "красный". Нижним овладевало желание поразить Верхнего, показав свой предел, но сейчас его задача в том, чтобы вовремя остановиться. Я вижу, действительно "зеленый"…
Встав, Габриэль повел плечами, сбрасывая остатки напряжения. Он вытер повлажневшие ладони о штаны и снова взвесил кошку, девайс стал тяжелее, пропитавшись влагой, а значит, и бить будет больнее. Последние удары всегда самые тяжелые.
- Считай, что мы на финишной прямой…
Альварес поморщился, услышав свист многохвостки на тон выше, но рука по инерции опустилась на бедро вампира, зацепив мошонку. Спину оборотня задел легкий морозец. Больно…И следующий удар по другому бедру. Не пытайся думать, что чувствует он, что чувствуешь ты? Волку снова захотелось сорваться и махать, махать флоггером, пока не онемеет рука, пока не выступит первая кровь. Вдох. Кошка из-за своей многохвостости покрывала большое пространство, любой удар по животу обязательно целовал член вампира. Колумбиец размахнулся со всей латиноамериканской страсть и с жадностью набросился на раздвинутые бедра. Восемь, девять. Последний… решающий- по промежности. Десять. Стегнул и оставил "кошку" прикрывать интимное достоинство Берта.
- Спасибо, - обронил волк, замолчав на полуслове, касаясь его губ своими. На первый раз хватит... Если бы де Фрис был его рабом, то Габриэль взял бы его руки и утешал, как младенца, поглаживая по волосам и шепча, какой он славный, хороший мальчик. Но Берт был свободным, и Альварес всего лишь сел на пол рядом с кушеткой, облокотившись на собственное колено, как раз на уровне рук вампира... Как жаль, что я не курю…
- Ты можешь идти, а я останусь ненадолго.
О душе ты позаботился, теперь - о теле,- оборотень ощущал сведенную, переполненную мошонку, после таких игр он всегда чувствовал возбуждение. Разумнее было бы пойти к себе и вызвать раба, но он сидел и сожалел, что так и не приобрел никотиновую зависимость.
Подпись автора

Берт

Вампир тихо вскрикнул от неожиданной боли в столь чувствительном месте и выгнулся натянутой струной на кушетке, плотно сжимая зубы – не кричать. Даже краски в глазах заплясали, став на миг ярче, а затем смазались, и через миг вновь стали четкими. Так хотелось свести ноги, перекатиться на бок и сжаться, невольно, инстинктивно защищаясь, прикрывая столь уязвимое место. Инстинкты… Только и с ними Берт справился, оставшись лежать как и лежал, принимая обжигающие удары, что, казалось, отзывались прямо в мозгу, раскатываясь по всему телу.
Больно… Он терпел, сдерживая стоны и крики, плотно сжав зубы, губы, чуть запрокинув, на сколько это было возможно, голову назад, морщась при каждой встрече многохвостки с его телом. Последний удар – чувствительный и болезненный, и вампир, не сдержав вскрик, чуть задрожал, вновь выгибаясь.
Он не считал удары, но то, что этот был последним, почувствовал, и кошка, что легла на его тело, прикрывая промежность, была тому доказательством. Берт быстро расцепил руки, убирая их из-за головы, опуская. Скользнул ладонью вниз по своему телу, касаясь разгоряченного живота, пробуя на ощупь безумно горячую кожу на бедрах, проникая под многохвостку, касаясь пальцами своего члена и накрывая его ладонью, словно пытаясь унять боль, что уж и так проходила, оставляя пылать пожаром тело, начиная медленно заполнять его тянущей томной сладостью в паху.
Вампир перевернул ладонь и его пальцы вплелись в потяжелевшие хвосты кошки, касаясь их, перебирая неспешно, раздвигая и устремляясь вверх к рукояти, сжимая ее и, поддавшись непонятному чувству, погладив пальцами, изучая наощупь. На пол многохвостку не сбросил, лишь осторожно, словно мог оскорбить ее, отложил чуть в сторону, на кушетку, а зам повернулся на бок и чуть подтянул ноги к себе, сжимаясь.
Все было прекрасно, все хорошо, но… отчего-то было острое, невероятно острое чувство нехватки чего-то очень важного, завершающего. Того, отчего все тело казалось жутко напряженным, отчего оно едва не стонало изнутри, вызывало внутреннюю остро-сладкую дрожь, что отражалась на его пальцах, желая, требуя, требуя… цепляя острыми коготками душу, мелко, но больно раня ее. Не хватало прикосновений, тепла и ласки. Хоть немного, хотя бы чуть-чуть. Только просить не мог – по крайней мере вслух. Некоторое время он тихо лежал, пытаясь разобраться в своих ощущениях, безуспешно стараясь успокоиться, все еще прикрывая в защитном жесте ладонью свой член, чувствуя как он, разбуженный огнем в паху, наполняется желанием.
Голова мужчины находилась рядом с ним, так близко, что стоило только протянуть руку, как можно было коснуться ее. Берт, едва ли задумываясь о своих действиях, потянулся к нему, нежно и очень осторожно, словно боясь спугнуть, опасаясь, что он будет недоволен таким его действиям, коснулся кончиками пальцев его волос, проводя по ним вниз, по шее до позвоночника. Короткий и тихий жест, переполненный желанием его прикосновений.
Берт не ушел. Он мягко и практически неслышно соскользнул с кушетки и опустился на пол, на колени, рядом с оборотнем, случайно коснувшись его своим предплечьем. Вампир молчал, едва удерживая дрожь в своем теле – лишь только губы предательский подрагивали. Как же он был ему сейчас нужен… Заглянул в его лицо, коснувшись глаз оборотня взглядом, в котором легко читалась отчаянная просьба… Пожалуйста…
Подпись автора

Габриэль Альварес

Легкое прикосновение разбило волну мыслей и уронило душным волнением. - Что, малыш? Габриэль молча смотрел, как Берт опускается на колени в состоянии потрясения: не можешь ни плакать, ни радоваться, ни быть безучастным -особенно теперь, когда не требовалось крайнего самообладания. Дрожащие губы, неизвестно откуда взявшаяся робость вампира переполняли сердце оборотня эйфорией, он чувствовал себя победителем. Иди ко мне. Альварес сдался жалобному, молящему взгляду. Подтянув Берта к себе, волк посадил его между своих ног, прижал горячей спиной к своей груди и обхватил руками. Не просто обнял, а заслонил, насколько хватило рук. Скоро ты начнешь мерзнуть, нужно либо греть, либо отпустить. Габриэль склонился к уху и прошептал:
- Все хорошо, я с тобой...
Он поглаживал кисти его рук и касался губами его шеи, не целовал, скорее, обозначил прикосновение. Что малыш? Непрозвучавший вопрос и непрозвучавший приказ: попроси.
Ни намека на вожделение, на желание воспользоваться правом победителя, несмотря на эрегированный член, зажатый между собственным животом и поясницей парня.
Большая ладонь Габриэля утешает, оглаживая грудь, гладкий живот, пробуждающийся член, бедра и снова вверх в обратном порядке. Губы, намертво приклеенные к шее, дрогнули, выпустив хриплый шепот:
- Что, малыш?

Берт
Он устроился между ног Альвареса, прижимаясь к нему спиной, чувствуя крепкие объятия мужчины, прячась в них, укрываясь, согреваясь и успокаиваясь. Внутренняя дрожь мало-помалу проходила, пальцы-когти больше не царапали душу, а лишь нежно поглаживали, согревая изнутри. Берт чувствовал дыхание Габриэля на своей шее, его сильные руки, обнимающие его, и это было таким правильным, таким важным завершающим штрихом, который был так необходим вампиру. Успокоиться, привести свои чувства в порядок, усмирить то безумие, ту жажду ласки, что была так сильна после «встречи» с кошкой, после пережитой за вечер бури эмоций, сменяющих друг за другом – злость, ярость, ненависть, боль, вина и прощение, страх и доверие, снова сладкая боль и единение, желание и умиротворение. Именно оно, то, чем должно было все закончится, приходило сейчас, и Берт, прижавшись горячей спиной к груди оборотня, чувствовал себя счастливым.
- Спасибо, - едва слышно прошептал он, наконец, поблагодарив оборотня за все, что произошло здесь, сегодня – и за боль, и за прошение, и за ласку, за доверие, что не стал тот ломать.
Только… я не хочу, чтобы это все заканчивалось, не хочу…
Возможно, в этот момент стоило встать, уйти, закончив все на этой ноте – красивом, тихом и счастливом окончании, только Берт не встал – горячее дыхание мужчины на своей шее, прикосновения его рук, оглаживающих его тело, касающихся члена, вызывали иные желания. Кожа нежная, алая, такая чувствительная после жалящих ласк многохвостки, что любое прикосновение к ней отзывается слишком яркими чувствами. Он хотел Габриэля отчетливо, сильно, и не было желания сопротивляться своим ощущениям, сопротивляться желаниям мужчины, чье крепкое тело и эмоции чувствовал сейчас. Отдаться ему отчаянно, до конца.
Берт обернулся, практически касаясь своим лицом его, такого близкого, к его губам, таким желанным, красивым и манящим.
- Возьмите… - прошептал он едва слышно и коснулся своими губами его, припадая к ним в осторожном, нежном и исполненном желания долгом поцелуе. Прервался лишь на миг, чтобы вновь шепнуть, сказать то, что произнести целиком было сложно, – … меня…
И вновь прикосновение к губам, чуть более настойчивым, глубоким поцелуем, ощущая и наслаждаясь его вкусом, воруя, впитывая в себя, его чувства и эмоции.
- … всего, - он шептал ему в губы, чуть дрожа от желания и прохлады на коже, что, несмотря на горячие объятия, имели место быть, отзываясь легким ознобом.

Габриэль Альварес

Мужлан в Альваресе предпочел бы услышать: «Отжарьте меня, пожалуйста», но несмелая и от этого еще более отчаянная просьба опьянила его. Габриэль, крепко удерживая голову вампира, впился в его губы так, что стукнули зубы, и во рту появился вкус сладкой нечеловеческой крови. Оборотень жадно вылизывал его рот, напоминая льва лижущего открытую рану жертвы, прежде чем начать кровавую трапезу. Он бы предпочел взять его силой, отдаваясь животной страсти. Если во время сессии Габриэлю хотелось быть нежным и заботливым, то во время секса он стремился к грубости. Сейчас было бы лучше пойти в комнату рабов, и там дать выход агрессии, но дрожащий мальчик в руках и его трепетный шепот…Тогда тебе придется потерпеть еще немного…Тихо рыкнув, Габриэль подорвался с места, легко подхватывая стройное тело. Оно уже не было инструментом в его руках, оно было сосудом… Бросив вампира на ту же узкую кушетку, оборотень навис над ним, награждая еще одним поцелуем- укусом, и вдавил своим тяжелым телом. Он терся о бедра Берта, ощущая его мальчишеский член своим животом, кусая его шею и сжимая в волосах грубые пальцы. Проснувшаяся вдруг голодняа похоть. Зафиксировав его голову в своих ладонях, волк пристально посмотрел в глаза де Фриса своим безумным потемневшим взглядом. Его уже не заботило боится ли Берт, Габриэля захватило стремление овладеть этим беспомощным телом. Скользнув поцелуями по животу, от которых на тонкой коже наверняка останутся синяки, оборотень встал и, широко раскинув ноги вампира, удерживая за лодыжки, взглянул на его анус. Какой же ты маленький нежный бельчонок,- подумал волк, ощупывая кольцо мышц, растирая его.
- Обопрись ногами,- он упер стопы Берта себе в плечи, продолжая изучать промежность парня; с его собственного налитого члена сочилась смазка. Оборотень подхватил несколько капель и проник указательным пальцем в задний проход мальчишки.
- Бля, какой ты узкий, тебя что, не трахали никогда?- прохрипел Альварес севшим от возбуждения голосом. Внутри де Фриса было жарко, тесно и так маняще, что оборотень решил забить на мысли о подготовке. Он еще немного повозил пальцем по кругу и коротко обронил.
- Потерпишь?- смачный плевок на ладонь поставил точку в вопросе о поиске любриканта, да и едва ли она здесь была. Габриэль подтянул бедра Берта ближе к краю кушетки, закинул его ноги себе за плечи и приставил головку в влажному колечку мышц. Он хотел видеть лицо вампира, его глаза в момент первого проникновения. Придерживая ствол пальцами, оборотень вошел сначала на головку и, взяв его за бедра, натянул на себя, прочувствуя каждый миллиметр тесной плоти. Мышцы кишки обхватили основательный стояк, словно рука; Габриэль навалился на Берта всем телом, входя до самых яиц, что-то прорычал ему в губы и только потом начал дышать.

Берт

Мужчина был ласков с ним до сих пор и Берт, ожидал всего чего угодно, но только не того, что случилось. Он думал, что оборотень будет также внимателен, также аккуратен. Впрочем, пусть не так же, но все равно не так груб, как сейчас. Он любил, обожал ласку, подкупаясь на нее практически всегда, и жестокость в сексе, казалось, неприемлема была им. Казалось… до этого самого момента.
Жесткий требовательный поцелуй и крепкие руки, уверенные и решительные действия мужчины, который, казалось, все решил сам за них обоих, который просто собирался взять то, что хочет, не заботясь о его, Берта, чувствах, возбуждал самым жутким и бесстыдным образом. Габриэль обращался с ним, как с игрушкой, как со своей собственностью, которая имеет право лишь принимать то, что желает хозяин, и на миг Берт представил себя таковым, отдаваясь. Странно было чувствовать его крепкую хватку пальцев на своих волосах, когда не можешь двинуть головой, не сопротивляться, когда твои ноги, поднимая вверх, разводят в стороны, бесстыдно открывая интимные места, когда пальцы по-хозяйски касаются ануса и проникают внутрь. Поцелуи на животе, ощутимые, ничуть не ласковые, даже немного болезненные – сладко, изумительно терпко и сладко. Берт чуть щурился от удовольствия, но отдавался мужчине.
Сам попросил, сам получил – пусть не так, как ожидал, но… разве это не лучше? Или просто по-другому? Лишь чуть нахмурился на вопрос о собственной узости и, предпочитая на него промолчать, ответил тихо на другой:
- Потерплю, - прошептал он. Чувствовал, как закидывает его ноги себе на плечи оборотень, как член его прикасается к узкому колечку мышц, что толком не были подготовлены к проникновению. Чувствовал, как всколыхнулось собственное волнение, и ухнуло сердце в миг перед тем, как мужчина вошел в него. Глубоко, до предела. Адская боль пронзила его тело и Берт выгнулся на кушетке, схватил ртом воздух и тихо сдавленно застонал, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик. Пальцы с силой впились в кушетку, царапая ее короткими ногтями. Лицо его искривилось гримасой боли, а глаза невольно увлажнились. Нет, нет, нет!!! Не орать, не рыдать! Он быстро заморгал, пытаясь прогнать и высушить с глаз наворачивающиеся слезы и, кажется, это ему удалось. Задышал глубоко, несколько быстро, желая справиться с собой, со своей болью, пытаясь к ней привыкнуть и расслабиться. Все хорошо… хорошо…

Габриэль Альварес

Габриэль не двигался, стараясь не делать вампиру еще больнее. Берт казался ему настоящей жертвой, просто мечтой садиста, куда уж до него послушным большеглазым мальчикам, умоляющим в слезах: "Дяденька, не трогайте меня, а теперь еще разок и посильнее, пожалуйста". Вампиру было больно, его тело кричало об этом изгибом спины и скрежетом ногтей. Альваерс собирал эти эмоции, впитывал, готовый поделиться полученным удовольствием. Рекой хлынули в кровь эндорфины, захотелось затрахать распластанное тело до смерти и захлебнуться во всеобщем экстазе.. Но волк не двигался, сжимая зубы от сладкой пульсации стенок прохода, это мелкое подрагивание будоражило нервные окончания. Он снял одну ногу де Фриса со своего плеча, глухо рыкнув, прихватил зубами голень, потом поцеловал уже мягче и закинул вокруг своего бедра, затем вторую… Просунув руки под голову вампира, приподнял её за затылок и завладел губами в теплом говорящем поцелуе. Берт должен был прочесть его: прости, хочу, мой и снова прости. И хотя рука Альвареса блуждала по груди, сжимая соски, мяла живот, так же грубо, губы благодарили за терпение, за контроль, за доверие. Потерпи…потерпи, мой хороший. Боль – она такая сладкая… Габриэль попытался перехватить взгляд Берта, лаская его лицо влажными и темными глазами; волк снова улыбался, сладко и притягательно, будто собирался подарить и отобрать всё наслаждение мира. Колумбийцу захотелось сказать какую-нибудь ободряющую глупость, и он прошептал, давая выбор либо испугаться, либо смириться.
- Я тебя забираю, теперь ты – мой,- выдохнул в ухо, - мой…
Альварес прочертил языком мокрую дорожку по шее, оставил следы зубов на бледных плеча и, наконец, разогнулся. Он получил, что хотел: боль проникновения, проглоченный стон, нахлынувшие вдруг слезы вампира. Он знал, нет, теперь он был твердо уверен, что не ошибся в своем выборе. Я хочу тебя, малыш, как же я тебя хочу! Габриэль толкнулся внутрь, закрывая от наслаждения глаза. Медленнее, медленнее, ты же не хочешь порвать мальчишку. После секундной паузы мужчина широко облизал свою ладонь и, обхватив член любовника в кольцо, начал мучительно-неспешное движение.


Берт

Понемногу боль отступала, хоть и не исчезала, лишь немного притупляясь, и терпеть ее сейчас было возможно, не кривясь, не пытаясь сдерживаться. За это Берт был благодарен мужчине, что решительно войдя в него, некоторое время не двигался, давая привыкнуть к ощущениям, к боли, позволяя чуть унять ее.
Он ничего не просил у Габриэля – ни быть нежнее, ни осторожней, ни остановиться. Он принимал его желания с тихим удовольствием, что помимо воли затаилось в душе, и готов был пойти на все, что угодно – вынести все, все принять. И боль, и ласки – этот безумный коктейль из таких контрастных ощущений и эмоций. Сочетание, буквально сводящее с ума. Берт чувствовал, как переплетается собственная боль и грубость прикосновений Габриэля с его поцелуями – такими успокаивающими, такими нежными и обещающими. Вампир вцепился в этот поцелуй, словно за свое спасение, ответив на него сначала осторожно, нежно, а затем жадно впиваясь в его губы, не даря, а забирая этот поцелуй, стремясь намертво приклеить его к своим губам, чтобы удержаться, выдержать все, ища у него помощи и силы. Нашел же нежность и уверенность в том, что его не оставят сейчас и в том, что, что бы ни было, что бы не произошло, он защищен. И только лишь поцелуй был прерван, прежде, чем пальцы мужчины успели отпустить его голову, Берт благодарно прикоснулся губами к его руке. Спасибо…
Он чувствовал сильное желание мужчины, чувствовал его напряжение и то, что сдерживал тот себя ради него. Связь, установившаяся сейчас между ними, была такой тонкой, но прочной и чувствительной, что казалось, все эмоции Габриэля проходят сквозь него. Страсть, желание обладать вампиром, взять его целиком и полностью, жестоко, не заботясь ни о чем – эмоции такие сильные, что вливались в него своей мощью, разделяясь на двоих, но не уменьшаясь. Берт хотел сейчас дать ему все то, что могло сделать его счастливым – пусть ненадолго, пусть только сейчас, но дать ему это, даже если через собственную боль... особенно, если через нее. Только яркие чувства, никаких полутонов – нежность иль жестокость, их безумное сочетание. Страшно было признаваться себе в том, что Габриэль идеален, что сейчас так хочется принадлежать ему, отдаваясь…
Лишь слова мужчины, прозвучавшие у самого уха, заставили вздрогнуть и на миг испугаться, взглянуть в его глаза своим чуть всполошенным взглядом, ища объяснение. Привычное желание сохранить свою свободу, заставляло сопротивляться таким словам, требовало возразить и Берт, наверняка в другой момент бы возмутился, но… только не сейчас, не в этот момент, когда желание принадлежать ему было таким сильным.
- Забираю… забираю… мой… мой… - страшные слова эхом отзывались в его голове, но сейчас вампир на миг возненавидел себя за то, что пугая его, они находили согласный отклик.
- Ваш, - неслышно прошептали его губы, чувствуя влажные горячие прикосновения к своей шее, укусы на плечах – чуть болезненные той самой сладкой болью, что лишь будоражит, дразнит чувства…
Альварес толкнулся в него, и Берт замер, пытаясь вновь расслабиться, принимая его в себя, ощущая как горячая и влажная ладонь, обхватила его член. Шумный вздох, несостоявшийся всхлип, сорвался с его губ. Взгляд на мужчину, что прикрыл глаза в наслаждении, решал абсолютно все.
- Хочу, - прошептал он совсем тихо – не требование, а робкая просьба, признание, что переворачивало собственную душу, заставляя немного смущаться, чуть бояться и желать всего происходящего. Он хотел этой сладкой боли, хотел ласки и наслаждений, хотел дать ему все, что мог, и, упиваясь его наслаждением, получить не меньше.

Габриэль Альварес

Мало- помалу задний проход вампира разработался, и двигаться стало легче, но он по – прежнему оставался обалденно узким и горячим. В глазах Берта читалось, что ни одно слово или действие Габриэля не оставляет его равнодушным. Прикосновение губ к руке расценивалось Альваресом как признак высшего благоговения и подчинения. Он уже сам не смог бы ответить отчего как набат стучит сердце: от физических усилий, желания или нехитрый жест запустил его с новой, бешеной силой. Покрывая все, до чего дотягивался спонтанными поцелуями, волк продолжал ритмично двигаться, поглаживая его член, растирая большим пальцем тугую головку. Сладость познания незнакомого тела, все их совместно прожитые эмоции переплелись, и Габриэль уже не понимал, как он жил без этого раньше. Обычно задумывающийся о мелочах, просчитывающий варианты исхода, сейчас он не думал, что будет потом, когда они перестанут быть единым целым. Сейчас Габриэль наслаждался сексом, раскрашенным зарождающимися чувствами и впервые за долгое время знал, что до сих пор жив.
Не выпуская член мальчишки из пальцев, оборотень свободной рукой нащупал ремень и ловко вытянул его из брюк. Не переставая двигаться, он тихо позвал вампира, заставляя сконцентрировать внимание на словах:
- Берт…Берт
Габриэль показал ему широкий кожаный ремень, с искусно выполненной из белого золота пряжкой:
- Немного асфиксии… это не больно.
Оборотень прекрасно отдавал себе отчет в том, что собирался делать - недостаток кислорода насыщает до предела кровь адреналином, одурманивая мозг, завышая во сто крат мгновения сладостного напряжения. Альварес не стал ждать положительного ответа: что-то подсказывало, что сегодня ему можно всё. Он приподнял голову Берта и обернул ремень вокруг шеи, просунув полотно кожи через пряжку. Получилась импровизированная удавка со свободно скользящей петлей.
- Не бойся, мой хороший…- прошептал вампиру в губы, накручивая ремень на левую руку. Совсем не туго, просто давая почувствовать его наличие на горле. Вот так. Габриэль поймал и без того затрудненное дыхание Берта и, хрипло выдохнув, ускорил темп.

Берт

Хотелось стонать и рычать от прикосновений мужчины, его пальцев, что ласкали член, от его глубоких проникновений и толчков внутри, которые вместе с болью, что уж в разы стала меньше, сплетались с наслаждением. Его тело желало всего, что только можно, изгибаясь, и, готовое, едва ли не стонать, чутко реагируя на любое касание Габриэля, на его поцелуи, что свободно гуляли по его телу, обжигая, успокаивая, дразня. Таких эмоций, чувств и откровений собственного тела и его стремлений он не испытывал раньше никогда. И сейчас то, что творил с ним Альварес, было прекрасно. Словно тело Берта – было музыкальным инструментом, что прекрасно звучит в руках профессионала.
Желание, наслаждение, близость…
Он не сразу заметил в руках мужчины ремень. Не испугался, лишь подумав о том, что Габриэль решил вновь «разукрасить» его тело. К этому Берт был готов – знал, что выдержит, а таком своем состоянии, когда желаешь всего и сразу, даже порка, наверняка, покажется лаской. Только ошибся.
Асфи… что?
Слово было ему не знакомо, но оно и не слишком волновало – оборотень обещал, что ему не будет больно и вампир, доверяющий сейчас себя Альваресу целиком и полностью, поверил ему, не задумываясь. Все, что угодно… Он даже улыбнулся, когда мужчина с ремнем в руках потянулся к его лицу, к голове, приподнимая ее, и только тогда, когда шею обвила лента толстой кожи, чуть натягивая и сдавливая горло, Берт чуть дернулся, волнуясь. Пару лет назад, не так уж и давно, он безумно боялся замкнутого пространства, боялся задохнуться и, пусть, после становления он кое-как избавился от своей фобии, сейчас было страшновато. Его хрупкое горло находилось в чужих руках, в руках оборотня, что одним движением руки мог стянуть его до звезд в глазах, до темноты, перекрывая дыхание. Страшно… И, как не стремился Берт успокоиться полностью, его пальцы скользнули по собственной шее, цепляясь за кожу ремня – не пытаясь сорвать его, лишь только чувствуя, словно так он мог бы контролировать удавку на своей шее. Самообман, но самообман чуть успокаивающий, хоть и не способный заглушить волнение, беспокойство, страх, что с силой выплеснулся в кровь в тот самый момент, когда Берт почувствовал нехватку воздуха. Ремень плотно сжимал горло, держал его, не давая дышать свободно, но и не пытаясь задушить.
Пока еще не пытаясь, – паническая мысль, промелькнувшая в мозгу, заставила заколотиться сердце, лишь еще быстрей разгоняя кровь и странным образом разгоняя желание. Собственное возбуждение, казалось, достигало своего предела. Тихий всхлип, а затем и стон вырвался из его груди… еще и еще. Так хотелось остановить это безумие, но еще больше – продолжить.

Габриэль Альварес

Трогательный и беззащитный жест удавленника, пытающегося просунуть руки под веревку, спускающуюся с перекладины виселицы. Ничто так не переполняло оборотня до краев, как ощущение власти над чужой жизнью. Вскинутые рефлекторно руки- ничем непримечательная мольба, заставили всколыхнуться тягучий комок сладкой ноющей боли за грудиной Альвареса. Можно было сказать, что там, где сходятся ребра, затрепетали сотни бабочек, но были тотчас раздавлены тяжелой волчьей лапой. Немного судорожно выдохнув, пропуская приторный трепет через натянутые нервы, Габриэль склонился, захватывая губами кожу над ремнем, и, описав бедрами полукруг, вошел так глубоко, что сам не сдержал прерывистый стон. Мальчишка всхлипывал, не переставая, дразня и без того взведенного оборотня; каждый толчок стал глубже и резче, будто Габриэль хотел добраться до его сердца. Он дернул ремень и присосался к губам Берта, желая утолить жажду из его стонов и хрипов. Мир оборотня потерял четкие грани, концентрируясь лишь на органах осязания: он чувствовал острое удовольствие, растекающееся от головки, слышал стук сердец, различал сладковатую испарину вампира и свой мускусный пот. Без участия мозга, рука сама собой контролировала натяжение, давая Берту передышку и снова повергая в пучину удушья. Габриэль чувствовал, как сжимается от страха сфинктер вампира, вырывая из горла волка рычащие стоны. Сейчас он бы сделал для парня все, любую безрассудную глупость. Продолжая свой бешеный трах, синхронизированный с уже почти летающей по члену вампира рукой, мужчина снова и снова безжалостно терзал его губы, кусая в кровь и разбивая свои собственные о клыки. Что ты делаешь со мной, малыш? Он хотел быть нежным, но не умел, хотел, чтобы этот юный вампир запомнил его навсегда и чтобы хотел быть с ним снова и снова… только с ним.
- Смотри, смотри на меня…я хочу увидеть… всё…я хочу, чтобы и ты запомнил всё…меня- с трудом выговорил оборотень, уже захваченный ощущениями и эмоциями, разрывающими мозг на куски. Он и сам не отводил и не прятал сумасшедший взгляд, полный неистовой страсти, и сжатые плотно губы, чтобы не выпустить лишний стон. По тому, как содрогалось тело оборотня, было понятно, что скоро он отпустит от себя остатки разума… в голове еще крутится молитвой мысль: осторожнее, осторожнее, осторожнее. Он стремился поймать момент, когда сексуальное напряжение достигнет предела и тогда захлестнуть ремень, чтобы усилить и продлить ощущения Берта, насладиться ими и запомнить, как прекрасный ночной кошмар.
- Не закрывай глаза...

Берт

Мужчина склонился к нему, касаясь губами его шеи, его кожи над ремнем, что плотно держал и сжимал его горло, и Берт, убрав свои руки от «удавки», обнял Габриэля. Его руки обвили оборотня за шею, цепляясь за него, словно хватаясь как за свое единственное и последнее спасение. Страшно, жутко страшно и приятно. Адреналин бил по мозгам, по чувствам и ощущениям, усиливая их во стократ, а жесткое и глубокое проникновение мужчины в него, буквально сводили с ума, вырывая чуть хриплые стоны. Габриэль целовал его, нет, пил с его чуб все эмоции – страх, боль, наслаждение, уже долгие приглушенные стоны с каждым движением в нем. Губы в губы…
Ремень затянулся туже и Берт выгнулся, инстинктивно пытаясь добыть себе свободу, но безуспешно – лишь только руки вернулись к собственному горлу, отчаянно хватаясь за ремень, царапая короткими ногтями его кожу, а затем и собственную шею, неосознанно пытаясь добыть себе еще воздуха. Испуг плеснул новой мощной волной, подгоняемый толчками мужчины, его члена, его рук, что дарили безумное наслаждение – до дрожи в теле, до боли, до безумно ярких огоньков под кожей, устремляющихся внутрь и вспыхивающих внутри пожаром.
Берт пытался слушать голос и слова мужчины, что приказывал ему. Он старался смотреть ему в глаза, но взгляд уже не был четким – чуть рассредоточенным, не внимательным, но отражающим все его эмоции и ощущения. Вампир уже не пытался с ними справиться или почувствовать каждое по отдельности – он принимал все сразу, все это безумное великолепие, отдаваясь ему на растерзание.
Иногда хватка ремня становилась сильней, перехватывая его дыхание, заставляя невольно чуть слезиться глаза, хватать ртом воздух, вновь царапать собственное горло, панически пытаясь спастись. Иногда она ослабевала, и тогда Берту хотелось перевести дух, отдышаться, прикрыть глаза, но и этого он не мог сделать… Не закрывай, не закрывай глаза, смотри… Он слушался мужчину уже не раздумывая, словно тот приказывал не ему, а управлял тем, что ему принадлежит. Это было как само собой разумеющееся. Ослушаться невозможно… даже мысли не возникнет, как бы тяжело и не было.
Хриплый вскрик и волна наслаждения захлестывая его, заставив изогнуться, замереть на миг и сжаться, чуть двинув бедрами, желая насадиться на член своего мучителя еще глубже, еще сильней, получить такую порцию боли, которая бы перебила и подстегнула бы то сладостное наслаждение, овладевавшее его тело, дурманящее разум.

Габриэль Альварес

Берт подсознательно пытался выбраться из петли и тут же доверчиво обнимал. Он весь состоял из противоречий: гордый и покорный, застенчивый и страстный, робкий и смелый - именно это в нем и подкупало Габриэля, вкусившего немало особей мужского пола всех возрастов. Оборотень знал, что вампир верит ему, и отчаянные попытки цепляться за бессмертную жизнь провоцировали оставить о себе яркое, как сверхновая, впечатление.
Все поведение мальчишки сообщало о приближающейся разрядке, он сделался еще уже и жарче, и его мучительные вскрики, и немая мольба вставить еще глубже... Здесь главное- не испугать, не отпугнуть.
- Не бойся, ты в моих руках, - тихо оброненный приказ, в последней попытке держать себя в руках. Это могло значить – теперь ты в моей власти и с таким же успехом - я о тебе позабочусь. В руках…в руках… зачем удавка? Мужчина, отпустил ремень и накрыл ладонью горло любовника, перекрывая мягко трахею. Нельзя сжимать пальцы, иначе хрустнут тонкие шейные позвонки, и очарование момента исчезнет навсегда. Ладонь смотрелась живописно, она закрывала все пространство, большая и крепкая- такой легко душить. Габриэль уловил под кожей мальчишки биение пульса, теперь это их общий ритм существования. Продолжая медленно, но верно перекрывать доступ к кислороду, он не отрывался от глаз Берта в ожидании, что же произойдет скорее: начнет он вырываться или расслабиться. Раскаленная волна одержимости отразилась вспышками в глазах волка, это было видно даже по тому, как подернулось все его тело, но рука, сжимающая горло, оставалась неподвижной. Он выпрямился, насколько возможно, чтобы его малыш чувствовал каждый сантиметр волчьей страсти. Ритм движений его бедер приобрел четкость, Альварес долбил вход с такой силой, что шлепки бедер о зад вампира эхом отражались от потолка. Давай, малыш, еще немного. Еще несколько жестких фрикций – последняя капля в заполненной до краев чаще накопившегося кайфа, - и оргазм , брошенным в воду камнем, разошелся мощными кругами по потному телу, заставляя его вздрагивать неконтролируемо и крупно.
- Берт,- процедил Габриэль сквозь сжатые зубы, выталкивая спазм из горла, изливаясь густым семенем в нутро своего избранника. В те секунды для него не существовало ничего, кроме дергающегося члена, извергающегося вулканом в тугих кольцах запредельного жара.

Берт

Тело ныло, горело, стонало, переполненное желанием, став предельно чувствительным к любому прикосновению, отзывающимся безумным удовольствием, подстегиваемым собственным страхом, боязнью удушения и недостатком кислорода, что насыщало кровь адреналином. Острые, острые эмоции и ощущения. Габриэль чувствовал его и Берт это осознавал где-то на уровне подсознания, интуиции. Сейчас они сплетались вместе – тела и эмоции, одни на двоих. Сдавленное горло и легкое головокружение не заставило себя долго ждать, явившись, и чуть отрывая от реальности. Сердце громыхнуло так, словно собиралось пробить грудь и выскочить наружу. Попытка вздохнуть и воздух ворвался в его легкие, до одури насыщая кислородом, когда мужчина ослабил ремень. Но тут же свобода и воздух вновь ограничились – крепкая ладонь легла на его горло, понемногу сдавливая. Кажется, это было последней каплей, что возбудила на столько, что казалось можно просто рехнуться, от бешенного желания, захлестывающего его. Его ладонь накрыла ладонь мужчины в жесте мягком и теплом, словно отдавая ему свои чувства и эмоции. Не пытался оторвать ее от своего горла, не пытался вцепиться, просто неосознанно соединялся с ним. Он невольно успокаивался, доверяясь – теперь, мужчина прикасаясь, держа в ладони его жизнь, словно обозначал его, Берта, абсолютную принадлежность ему… Только вампир чувствовал и другое – Габриэль принадлежал ему тоже. Пусть только сейчас и принадлежность эта хрупкая, но все же.
Внутри было больно и сладко, хотелось еще и еще, до одурения, не жалея себя самого – тело уже не починяется разуму, настойчиво требуя свое. Не знал, что будет потом, как отзовется его тело после, но это сейчас не имело никакого значения. Свободная рука рванула вниз, вытягиваясь на кушетке вдоль тела, в неосознанном желании – то ли остановить, то ли прикоснуться к бедрам мужчины, что в диком темпе приносили мучительное наслаждение. Толчки внутри – сильные и решительные, безумные, дарящие то состояние, когда перед глазами расплывается все... и воздуха уже не хватает на столько, что уже невозможно терпеть. Он взвыл, едва ли слыша самого себя, чувствуя как внутри разливается пожар, несется сладким огнем в крови по его венам, заставляя тело выгнуться в сладостной агонии, дрожать. Мир вспыхнул яркими красками перед глазами и Берт вновь вскрикнул, а затем отозвался тихим рыком, кончая, погружаясь в пучину наслаждения, захваченный в безумный плен оргазма.
Словно издалека он слышал свое имя, сорвавшееся с губ оборотня и отозвался лишь тихим стоном, едва ль способный говорить сейчас что-либо. Этот голос будоражил его, усиливая во сто крат свои ощущения, смешиваясь с эмоциями мужчины и, казалось, не будет конца этой прекрасной муке, что взорвала разум и дарило свое откровение телу.

Габриэль Альварес

Габриэль продолжал двигаться, давая себе и партнеру полную разрядку, ловя послевкусие бурного оргазма. В его ушах еще стояли крики Берта и невольно вырвавшееся имя из собственных уст. Он усмехнулся самому себе:- Ты бы еще мамочку позвал, волк.
Тяжело вздохнув, он ослабил ремень и, вытянув кожу из крепления пряжки, просто бросил его на пол. Альварес обнял вампира, наваливаясь потным телом, размазывая по своему животу чужую сперму, не обращая на влажность внимания и не брезгуя. Запустив пальцы в волосы Берта, Габриэль легко мог представить, что он дома, в Картахене, и рядом с ним не какой-то уличный безвестный мальчишка, уже повидавший на своем коротком веку, а его личный раб, воспитанный и испорченный своими руками, готовый любить вечно и отдать за волка свою жизнь. Несмотря на такие мысли и неожиданно нахлынувшее сожаление, оборотень продолжал перебирать слипшиеся пряди, чувствуя, как кишка вампира выталкивает его опадающий член. Коротко скользнув по губам Берта, мужчина поднялся, мышцы немного ныли, и внутри тела ощущалось усталое дрожание. Ему хотелось в душ и спать (увы, он был всего лишь самцом), но оборотень был доволен парнем и что-то подсказывало не сваливать грубо, бросив тут его одного, избитого и опустошенного. Колумбиец, рассеянно взъерошил свои волосы, провел пятерней по лицу, разгоняя истому и, накинув сорочку, повесил шарфом на шею ремень. Он все еще хранил их общее тепло. Время вокруг замедлилось, словно давало явственнее ощутить пробивающиеся сомнения в реальности происходящего. Волк не был джентльменом ни по рождению, ни по воспитанию, ни по внутренней сути, но он умел брать на себя ответственность за тех, кто ему доверился.
- Я хочу, чтобы ты пошел спать ко мне…хочу, но не приказываю,- произнес Габриэль, снова предоставляя выбор мальчишке. И протянутая широкая ладонь к случайному любовнику, говорящая: хватайся, я помогу тебе встать, если нужно и поведу, если захочешь.

Берт

Краски в глазах уж потускнели, и быстро угасал безумный фейерверк эмоций и чувств, оставляя за собой усталость и пустоту. Все было хорошо, прекрасно и заканчивалось не менее замечательно. Он чувствовал, как его шея освободилась от кожаной удавки, чувствовал, как мужчина навалился на него своим телом, как вновь саднящей болью отозвалось сокращающееся кольцо мышц, плотно обхватившее член оборотня.
Прикосновение к голове, к волосам – такое нежное и осторожное, ласковое, как и любил Берт, да поцелуй на губах, что оставил Габриэль, прежде чем отстраниться он него, были завершающим штрихом в картине чувств. Больше не было уж ничего. Не хотелось уже ни ласк, ни прикосновений – сейчас они, наверное, только раздражали бы и парень перевернулся на бок, оставшись лежать не кушетке. Было спокойно и тихо и, будь его воля, он оставил бы все как есть – молчал бы, уснул бы прямо здесь… или просто закурил бы. Хорошо, спокойно, счастливо…
Опомнился лишь когда мужчина заговорил и протянул ему руку. Было в этом жесте что-то такое, от чего захотелось вновь прикоснуться к нему, сжать его крепкую ладонь и не отпускать долго-долго, чувствуя ее тепло и силу мужчины, что рядом. Взглядом он скользнул по фигуре Габриэля, уже облаченного в одежду, будто и не было ничего… да, все же, было.
Берт приподнялся на кушетке, садясь на нее, ощущая саднящую боль между ягодиц и влагу семени мужчины – коварное и развратное ощущение тихого удовольствия. Он вложил свою ладонь в ладонь мужчины, с трудом удерживаясь от вдруг нахлынувшего желания прикоснуться к ней губами и, придерживаясь, поднялся на ноги. Чуть покачнулся, лишь сейчас ощутив собственную слабость и приятную истому, что все еще робким отзвуком звучала в его теле.
- Спасибо, - прошептал он, не способный говорить громко.
Несколько мгновений он стоял, глядя на Габриэля, испытывая странные ощущения от контраста близости собственной наготы с одетым мужчиной. И снова молчал, боясь нарушить тишину. Затем выпустил ладонь из его руки и сделал несколько не слишком устойчивых шагов к своей одежде, что лежала неподалеку. Достал из кармана брюк салфетку, промокнул ею интимную влагу на собственном теле и оделся – идти в таком виде по коридорам Цитадели не было никакого желания. Рубашку застегивать не стал – это уж совсем не важно, и снова подошел к Габриэлю. Эту ночь он проведет в его апартаментах – и дело вовсе не в том, что домой идти слишком далеко, особенно в таком состоянии. Просто хотелось быть с ним, быть рядом и закончить этот день так, как того подсказывали собственные желания.
Хотел его сейчас просто обнять, да отчего-то не посмел, словно что-то не позволяло ему поступить своевольно, словно что-то требовало его разрешения, а просить сейчас и спрашивать, совсем не хотелось.
- К вам… - вновь прошептал он, приблизившись к мужчине, чтобы уйти вместе с ним.

Габриэль Альварес

С улыбкой, затаившейся в уголках губ, вервольф наблюдал за осторожными сборами Берта. Больно, малыш? Потерпи. Габриэль осторожно сжал его ладонь пальцами, прямо встречая взгляд. Оборотень смотрел изучающее: мальчик снова стал робким, он будто стеснялся того, что недавно произошло. Я бы мог отнести его на руках,- промелькнуло в голове Альвареса; вампир едва стоял на ногах. Ладонь выскользнула легко и быстро; Габриэль не стал удерживать. Пытаясь скрыть замешательство, он потер пальцем губы. За что спасибо? Мы сделали это вместе.
Мужчина терпеливо ждал, когда Берт заканчит одеваться, затем поистине отеческим жестом поправил воротничок сорочки вампира- ненужное действие, завуалированное проявление… чего-то. Мысленно Альварес уже представил, как в ванной, полной горячей и душистой воды, Берт ляжет спиной на его грудь, а он будет лениво делать вид, что моет это стройное тело. И ночью будет все так же обнимать его, прижимая к своей горячей коже. А утром…
Волк закинул руку ему за шею, притягивая и оставляя на лбу вампира ласковое прикосновение губ.
- Пошли,- тихо скомандовал Габриэль, выводя Берта из комнаты развлечений, продолжая поддерживать или просто обнимать рукой за плечи..
>>> Апартаменты Альвареса.

@темы: ролевые